В Третьяковке

Я долго бродила по галерее.  
И краски играли, как легкие пальцы,  
звучали и звали:  
– Скорее! Скорее! –  
И жаркой палитрой вокруг рассыпались.  
Я долго бродила и долго искала…  
Задумалась вместе с Христом в пустыне.  
Пока не заметила,  
как в серых скалах  
зябкое утро розово стынет.  
Тогда потянуло в бездумность,  
в прозрачность,  
где так умело  
жизнь без пощады  
в южные краски, в лазурность прячет  
постигший Войну и Восток  
Верещагин.  
На суриковскую Москву засмотрелась…  
Призывно звенели прозрачные слезы,  
в светлевшее небо взлетала смелость  
крылатым двуперстием грозной Морозовой.  
А утро было такое синее,  
сквозь снежную мглу золотилось крестами,  
словно сама  
на рассвете  
Россия  
вышла и двигалась вслед за санями.  
Направо сурово белели рубахи,  
тлели у смертников тонкие свечки,  
собор Василия Блаженного, плаха…  
И в лицах все тот же,  
тот же извечный  
огонь.  

❂❂❂❂

1946  

❂❂❂❂