Детские портреты

Люблю весной, когда окрепший жар,  
Натешась и устав, спешит угомониться,  
Наш чистенький, подстриженный бульвар,  
Детей веселые, доверчивые лица,  
Их звонкий смех, их игры, а порой  
Их ссоры резвые за милою игрой.  

❂❂❂❂

1  
Свою зеленую поломанную лейку  
С ленивой грацией поставив на скамейку  
И свесив ножки с порванным носком,  
Худые, слабые, болезненные ножки,  
Со мной доверчиво уселася рядком,  
Вся словно лилия, притихнувшая крошка.  
Ресницы влажные сомкнулися чуть-чуть,  
Румянец вызвала здоровая усталость.  
Она как ласточка, готовая вспорхнуть,  
Вся грациозная недремлющая шалость.  

❂❂❂❂

2  
Два мальчика с торчащими ушами  
В матросках узеньких, худые, как тростник,  
Гребут к себе песок железными ковшами  
И льют его, визжа, друг другу в воротник.  
Всегда воинственный, драчливый и задорный,  
Над каждой мелочью протяжно хохоча,  
С глазами острыми и злыми, как свеча,  
Таков Борисанька. Почтительно-покорный,  
Другой, Володенька, запачканный, живой,  
Смешливый карапуз с большою головой.  
Их немка, с ужасом отбросивши Марлитт,  
«Я вам стихи задам!» — озлобленно кричит.  
Но дико «го-го-го» в ответ хохочет Боря.  
Его не устрашат немецкие стихи!  
И, брату ревностно октавой выше вторя,  
Пищит Володенька злорадно «хи-хи-хи».  

❂❂❂❂

3  
Шажками мелкими, неровно, как спираль,  
Бежит горбатая трехлетняя Ануся.  
Ее завидевши, невольно отвернуся,  
И мне до горечи ее бывает жаль.  
Глаза — два остреньких, пугливых огонька;  
В них страх бесформенный и боль недоуменья,  
Настойчивый вопрос, немое подозренье  
И безнадежная недетская тоска.  
Все что-то жуткое скрывают молчаливо,  
Как будто прячется загадка за спиной…  
И все бежит она, бежит нетерпеливо,  
С кривыми ножками, с фигуркою больной.  
Растерянно глядит в сконфуженные лица  
И, не поняв еще, — трепещет и боится.  

❂❂❂❂

4  
«Да полно, посиди, умаялся, дружочек!  
Ишь вымазал себе коленки об песочек.  
Ведь этакий шалун, прости меня господь!  
Поверите ль, божусь, — минутного покоя  
И днем, и вечером не знаю от него я,  
Такого сорванца не только бы пороть,  
А прямо бы в мешок и сдать городовому,  
Что ни на есть свирепому и злому!»  
Так няня старая досадливо ворчит,  
А Димка, кругленький и ласковый, как котик,  
Три пальца крохотных отважно сунул в ротик,  
Из-под густых ресниц дурачливо глядит  
И словно дразнит нас: не страшно и не ново  
Сказанье про мешок и злость городового.  

❂❂❂❂

5  
Во что играть? В царя! Нет, в салки, в колдуна!  
Считаться… раз, два, три… послушайте, считаться!  
Лишь Вавочка, смеясь, упрямится одна:  
«Я с вами в колдуны не вздумаю играться.  
Ну вот еще… зачем? Вы только напылите.  
Сережка рвет кушак, а Оля упадет.  
Уж лучше в коршуна… я курочка, хотите?  
Но как же, Вава? Нет, без счета не идет!»  
А Вавочка стоит с приподнятой головкой,  
Чуть щуря щелочки своих веселых глаз.  
Увы! Ей побеждать приходится не раз —  
Все очарованы коварною плутовкой.  
Она премилая — как уголь завитушки,  
На щечках ямочки и ямки на руках.  
Все грациозно в ней — и розовые ушки,  
И ножки длинные в голубеньких носках…  
И Вава — курочка, а Гришенька — ворона.  
Так рано вводится власть женского закона!  

❂❂❂❂

1906  

❂❂❂❂