Александр Невский

Сгинь ты, туча — невзгодье ненастное!..  
Выглянь, божие солнышко красное!..  

❂❂❂❂

Вот сквозь тучу-то солнце и глянуло,  
Красным золотом в озеро кануло,  
Что до самого дна недостанного,  
Бел — горючими камнями стланного…  
Только ведают волны-разбойнички  
Да тонулые в весну покойнички,  
Каково его сердце сердитое,  
О пороги и берег разбитое!  
Вихрем Ладога-озеро, бурей обвеяно,  
И волнами, что хмелем бродливым, засеяно.  
Колыхается Ладога, все колыхается,  
Верст на двести — на триста оно разливается,  
Со своею со зимнею шубой прощается:  
Волхов с правого сняло оно рукава,  
А налево сама укатилась Нева,  
Укатилась с Ижорой она на просторе  
Погулять на Варяжском, родимом им море.  
И с Ижорой в обгонку несется Нева,  
И глядят на побежку сестер острова,  
И кудрями своими зелеными  
Наклоняются по ветру вслед им с поклонами.  
И бегут они вместе побежкою скорою,  
И бегут вперегонку — Нева со Ижорою.  
Али нет в Новегороде парней таких удалых,  
Кто б до синего моря не выследил их,  
Не стоял бы всю ночь до зари на озерной на страже?  
Как не быть!.. Простоял не одну, а три ноченьки даже  
Ижорянин крещеный Пелгусий: его от купели  
Принял князь Александр Ярославич, на светлой неделе,  
А владыка Филиппом нарек…  

❂❂❂❂

Вот стоит он, стоит,  
И на устье Ижоры он зорко глядит,  
Ну и слышит он: раннею алой зарею  
Зашумела Ижора под дивной ладьею;  
Под ладью опрокинулись все небеса;  
Над ладьею, что крылья, взвились паруса,  
И стояли в ладье двое юношей в ризах червленых,  
Преподобные руки скрестив на могучих раменах;  
На челе их, что солнце, сияли венцы;  
И, окутаны мглою, сидели гребцы…  
Словно два серафима спустилися с ясного неба…  
И признал в них Пелгусий святого Бориса и Глеба.  
Говорят меж собою:  
«На эту на ночь  
Александру, любезному брату, нам надо помочь!  
Похваляются всуе кичливые шведы,  
Что возьмут Новоград. Да не ведать неверным  
победы:  
Их ладьи и их шнеки размечет Нева…»  

❂❂❂❂

И запомнил Пелгусий святые слова.  
И пришел с побледнелым от ужаса ликом  
К Александру он князю, в смущеньи великом,  
И поведал виденье свое он в ночи.  
И сказал ему князь Александр:  
«Помолчи!»  

❂❂❂❂

А была накануне за полночь у князь Александра беседа,  
Потому бы, что в Новгород прибыли три сановитые  
шведа,  
Три посланника,— прямо от Магнуса, их короля,  
И такой их извет:  
«Весь наш Новгород — отчая наша  
земля!..  
И еперь ополчаемся мы королевскою силою:  
Али дайте нам дань, али будет ваш город —  
могилою…  
А для стольного вашего князя с дружиною мы припасли  
То цепей и веревок, что вот только б шнеки  
снесли…»  

❂❂❂❂

«Ну!..— Ратмир говорит.—  
Честь и слава заморской  
их мочи,  
Только мы до цепей и веревок не больно охочи!..  
Не слыхать, чтобы Новгород цепь перенес!..»  
— «На цепи в Новегороде — разве что пес,  
Да и то, коли лют»,— подсказал ему Миша.  

❂❂❂❂

«Три корабия трупьем своим навалиша»,—  
Яков Ловчий промолвил.  

❂❂❂❂

«И господу сил  
Слава в вышних!» — от юных по имени Савва  
твердил.  
А Сбыслав Якунович:  
«Забыли, что жизнь не купить,  
не сторгуя».  

❂❂❂❂

А Гаврило Олексич:  
«Да что тут! Не хочет ли  
Магнус их…  
………………………  
Ты прости, осударь Александр Ярославич!  
А спросту  
Я по озеру к ним доберуся без мосту!..»  

❂❂❂❂

Встал князь с лавки — и все позабыли  
Олексичий мост:  
Что за стан, и осанка, и плечи, и рост!..  
Знать, недаром в Орду его ханы к себе зазывали,  
Знать, недаром же кесарь и шведский король его  
братом назвали;  
Был у них — и с тех пор королю охладело супружнее  
ложе,  
Да и с кесарем римским случилося то же…  
А ордынки — у них весь улус ошалел…  
Только князь Александр Благоверный на них  
и глядеть не хотел.  
Да и вправду сказать: благолепнее не было в мире  
лица,  
Да и не было также нигде удальца  
Супротив Александра… Родился он — сам с себя  
скинул сорочку,  
А подрос, так с медведем боролся потом в  
одиночку  
И коня не седлал: без седла и узды  
Мчался вихрем он с ним от звезды до звезды.  
Да и вышел же конь: сквозь огонь, через воду  
Князя вынесет он, не спросившися броду.  
А на вече-то княжеский голос-то сила, то страсть,  
то мольба,  
То архангела страшного смерти труба…  

❂❂❂❂

«Собирайтеся,— молвил дружинникам князь,—  
со святой благостынею»,  
И пошел попроститься с своей благоверной  
княгинею,  

❂❂❂❂

И в Софийский собор поклониться пошел он потом,  
Воздыхая и плача пред ликом пресветлым Софии, а тоже  
Возглашая псалом песнопевца:  
«О господи боже,  
О великий, и крепкий, и праведный, нас со врагом  
рассуди:  
И да будет твой суд правоверный щитом впереди!»  

❂❂❂❂

Собралися дружинники князя — кто пеше, кто  
конно…  
Александр Ярославич повел с ними речь неуклонно:  
«Други — братья, помянем не кровь и не плоть,  
А слова, «что не в силе, а в правде господь!»  
И дружинники все оградились крестом перед  
битвою,  
И за князь Александр Ярославичем двинулись  
в поле с молитвою.  
Воевода-то шведский их, Бюргер, куда был хитер;  
На сто сажен кругом он раскинул шатер  
И подпер его столпняком, глаженным,  
струженным, точенным,  
Сквозь огонь главным розмыслом шведским  
золоченным.  
И пируют в шатре горделиво и весело шведы,  
Новгородские деньги и гривны считая… И было беседы  
За полуночь у них… И решили они меж собой:  
Доски бросить на берег со шнек, потому что весь  
берег крутой,  
И пристать неудобно, и весь он обселся глухими  
кустами…  
Порешили — и доски со шнек протянули на берег  
мостами…  
Кончен пир: провели Спиридона, епископа их,  
по мосткам,  
Только Бюргер на шнеку без помочи выбрался  
сам…  
И пора бы: не было бы русской тяжелой погони,  
Да и князь Александра…  
Заржали ретивые кони —  
И Гаврило Олексич, сквозь темных кустов,  
Серой рысью прыгнул на сшалелых врагов,  
И сдержал свое слово: добрался он спросту  
По доскам до епископской шнеки без мосту.  
И учал он направо и лево рубить все и сечь,  
Словно в жгучие искры о вражьи шеломы  
рассыпался меч.  
Образумились шведы в ту пору, и вскоре  
Сотней рук они витязя вместе с конем  
опрокинули в море.  
Да Гаврило Олексич куда был силен и строптив,  
Да и конь его Ворон куда был сердит и ретив…  
Окунулися в море, да мигом на шнеке опять они оба,  
И в обоих ключом закипела нещадная злоба:  
И железной подковой и тяжким каленым мечом  
сокрушен,  
Утонул воевода — епископ и рыцарь их, сам Спиридон.  
А Сбыслав Якунович, тот сек эту чудь с позевком  
и сплеча,  
И проехал сквозь полк их, и даже подкладом  
не вытер меча…  
Хоть вернулся к дружине весь красный и спереди  
он да и сзади,  
И его Александр похвалил молодечества буйного ради…  
А Ратмир не вернулся, и только уж други смогли  
Вырвать труп для схорона на лоне родимой земли.  
«Три корабия трупьем своим навалиша!» —  
Крикнул ловчий у князь Александра, а Миша,  
Стремянной, говорит: «Хоть пасли мы  
заморских гусей их, пасли,  
Да гусынь их, любезных трех шнек, почитай,  
не спасли».  
Балагур был. А Савва-то отрок досмысленный был,  
И у Бюргера в ставке он столп золотой подрубил,  
Да и ворогов всех, что попалися под руку, тоже  
Топором изрубил он в капусту…  
А князь-то… О господи — боже!  
Как наехал на Бюргера, их воеводу, любимым конем,  
Размахнулся сплеча и печать кровяную булатным  
копьем  
Положил меж бровей хвастуну окаянному — шведу…  

❂❂❂❂

Затрубили рога благоверному князь Александру победу,  
И со страхом бежали все шведы, где сушью, а где  
по воде;  
Но настигла их быстро господняя кара везде:  
Уж не князь Александр их настиг со своей удалою  
дружиной,  
А другой судия на крамольников, вечно единый…  

❂❂❂❂

И валилися шведы валежником хрупким, со  
смертной тревогой,  
Убегая от божией страшной грозы ни путем,  
ни дорогой:  
По лесам и оврагам костями они полегли,  
Там, где даже дружинники князя за ними погоней  
не шли…  

❂❂❂❂

На заре, крепкой тайной, с дружиною  
близился князь  
К Новугороду; только была им нежданная встреча:  
Застонал благовестник, и громкие крики раздалися  
с веча,  
И по Волхову к князю молебная песнь донеслась,  
И в посаде встречали с цветами его новгородки —  
И княгини, и красные девки, и все молодые молодки,  
В сарафанах цветных, и в жемчужных повязках,  
и с лентой в косе.  

❂❂❂❂

И бросались они на колени пред князем  
возлюбленным все,  
А епископ и клир уж стояли давно пред Софийским  
собором  
И уж пели молебен напутственный князю  
с дружиною хором,  
И успел по поднебесью ветер развеять победную весть:  
«Князю Невскому слава с дружиной, и многие лета,  
и честь!»  

❂❂❂❂

Много лет прожил князь Александр…  
Не бывало на свете  
Преподобного князя мудрее — в миру, и в войне,  
и в совете,  
И хоруговью божьего он осенял княженецкий свой сан;  
А затем и послов ему слали и кесарь, и папа, и хан,  
И на письмах с ним крепко любовь и согласье они  
заручили,  
А король шведский Магнус потомкам своим  
завещал,  
Чтоб никто ополчаться на Русь на святую из них  
не дерзал…  
Да и князь был от миру со шведом не прочь…  
Только годы уплыли,—  
И преставился князь…  
И рыдали, рыдали, рыдали  
Над усопшим и старцы, и малые дети с великой печали  
В Новегороде… Господи! Кто же тогда бы зениц  
В княжий гроб не сронил из — под слезных  
ресниц?  

❂❂❂❂

Князь преставился…  
Летопись молвит: «Почил без  
страданья и муки,  
И безгрешную душу он ангелам передал в светлые руки.  

❂❂❂❂

А когда отпевали его в несказанной печали-тоске,  
Вся святая жизнь князя в — очью пред людьми  
объявилась,  
Потому что для грамоты смертной у князя десница  
раскрылась  
И поныне душевную грамоту крепко он держит в руке!»  

❂❂❂❂

И почиет наш князь Александр Благоверный над синей  
Невою,  
И поют ему вечную память волна за волною,  
И поют память вечную все побережья ему…  
Да душевную грамоту он передаст ли кому?  
Передаст! И крестом осенит чьи-то мощные плечи,  
И придется кому-то услышать святые загробные речи!..  

❂❂❂❂

Сгинь ты, туча — невзгодье ненастное!  
Выглянь, божие солнышко красное!..  

❂❂❂❂