Сегодня, перед обедом, пятого сентября,  
Я, находясь в Турции,  
Вернее, в ее территориальных водах,  
Решил, что годы идут  
И, чтобы успеть сочинить  
Побольше стихов на разные темы,  
Мне пора прощаться с рифмами.  
Боже мой, сколько времени  
Я угробил на их поиски,  
Считал, что ищу свои,  
А находил чужие.  
Чаще всего  
Так оно и бывает,  
Только не все признаются.  
То ли дело верлибр  
С его изумительным принципом:  
«В огороде бузина,  
А в Киеве дядька»,  
Который теперь называется  
«Потоком сознания»!  
Взяв его за основу,  
Остается только разбить  
Все, что придет в голову,  
На строчки разной длины,  
Вот вам и верлибр!  
Мы стоим в бухте Книдас,  
Боясь ветра  
И не боясь радио,  
Обрывки которого он доносит,  
Обрывки лжи  
И обрывки правды..,  
А у хижины, сложенной из остатков  
Греческого театра,  
Мальчик борется с ветром,  
Таща на веревке козла.  
Козел старый, скорее всего родившийся  
Еще при императоре Адриане,  
А мальчик маленький.  
И ветер каждый раз захлопывает  
Дверь хижины  
Перед самым носом,  
А точнее — перед самой бородой козла.  
Нас пятеро — двое турок  
И трое русских,  
Один из них — я, с татарской кровью в жилах,  
Что, впрочем, не имеет ни малейшего отношения  
Ни к последующему,  
Ни к предыдущему.  
Нам всем одинаково  
Надоел ветер  
И надоела вода,  
Но, к счастью, не надоело  
И никогда не надоест есть,  
Тем более что капитан нашей моторки  
Готовит прекрасные турецкие блюда  
На таком оливковом масле,  
Что хочется облизать пальцы  
Свои  
И даже чужие.  
И вдобавок оказывается,  
Что турецкая ракия —  
Прекрасная вещь для моей печени,  
Особенно если ее в меру, до белизны  
Разбавлять холодной водой.  
Ракию, разумеется,  
А не печень.  
Капитан удивляется ветру,  
Слишком раннему  
Для этого времени года,  
И вспоминает, как в этой же бухте  
Сидел из-за ветра английский посол.  
Но это было попозже,  
В конце октября.  
Бедняга, — думаю я о посл, —  
Наверно, сидел тут без телефона  
И волновался, как там его правительство  
Без его информации.  
А мы ничего, не волнуемся,  
Сидим себе и сидим  
И думаем только — хватит ли харча  
Еще на неделю стоянки.  
Так мы живем,  
Таковы мои наблюдения  
И мысли,  
Если их можно назвать мыслями.  
Однако в конце для приличия  
Надо что-то сказать и о вечности.  
Вечность — и слева, и справа,  
Остатки домов такого-то века,  
И остатки храмов такого-то,  
И в этих остатках вечности  
Кто-то опять копается,  
На этот раз, кажется, действительно археологи.  
Позавчера мы тоже ходили по вечности  
Вместе со стражником в форме  
И со словом «музей» на околыше старой фуражки.  
Музей когда-нибудь будет,  
Хотя иностранцы уже украли  
Две головы, мужскую и женскую,  
Обе — мраморные,  
И один подсвечник,  
Если не врут — золотой.  
Вечность слева и справа,  
А прямо по носу моторки  
Тоже вечность, домишко  
С небрежно написанным рыжею краской  
Вечным, как мир, словом:  
«Restorant».  
Если ветер продолжится  
И у нас не хватит еды,  
Мы сядем в ялик  
И посетим эту вечность.  
Самую реальную из всех.  
Такие, как эти, стихи можно писать бесконечно,  
Но бумага кончается — и это, увы, реальность,  
Жестокая, если угодно.  
Если бы я писал это в рифму — ушло бы дней пять,  
А так — меньше часа,  
Даже жаль, что так быстро,  
А еще далеко до обеда…  
* * *  
И если какой-нибудь наш  
Отсталый редактор  
Не согласится считать  
Это стихами —  
Отдам их другому,  
Более прогрессивному,  
Как сделанный мною подстрочник  
Для будущего перевода  
С русского на турецкий,  
Или наоборот.  
Или еще с какого-то  
На еще какой-то.  
В общем — чтоб не пропало!  
Не знаю, как с этим в Турции,  
Но у нас один из поэтов  
Уверял меня, что другой  
Именно так и делает,  
В связи с недостатком времени,  
А также из гуманизма:  
Во избежание простоев  
У своих переводчиков…  

❂❂❂❂

Верлибр (фр.) — термин, определяющий широкий и недостаточно ясно очерченный круг явлений в стихосложении XX в.  
(К. Л. Э., т. VI, стр. 709)  

❂❂❂❂

1976  

❂❂❂❂