Я вышел на трибуну, в зал,  
Мне зал напоминал войну,  
А тишина — ту тишину,  
Что обрывает первый залп.  
Мы были предупреждены  
О том, что первых три ряда  
Нас освистать пришли сюда  
В знак объявленья нам войны.  
Я вышел и увидел их,  
Их в трех рядах, их в двух шагах,  
Их — злобных, сытых, молодых,  
В плащах, со жвачками в зубах,  
В карман — рука, зубов оскал,  
Подошвы — на ногу нога…  
Так вот оно, лицо врага!  
А сзади только черный зал,  
И я не вижу лиц друзей,  
Хотя они, наверно, есть,  
Хотя они, наверно, здесь.  
Но их ряды — там, где темней,  
Наверно там, наверно так,  
Но пусть хоть их глаза горят,  
Чтоб я их видел, как маяк!  
За третьим рядом полный мрак,  
В лицо мне курит первый ряд.  
Почувствовав почти ожог,  
Шагнув, я начинаю речь.  
Ее начало — как прыжок  
В атаку, чтоб уже не лечь:  
— Россия, Сталин, Сталинград! —  
Три первые ряда молчат.  
Но где-то сзади легкий шум,  
И, прежде чем пришло на ум,  
Через молчащие ряды,  
Вдруг, как обвал, как вал воды,  
Как сдвинувшаяся гора,  
Навстречу рушится «ура»!  
Уж за полночь, и далеко,  
А митинг все еще идет,  
И зал встает, и зал поет,  
И в зале дышится легко.  
А первых три ряда молчат,  
Молчат, чтоб не было беды,  
Молчат, набравши в рот воды,  
Молчат — четвертый час подряд!  
…  
Но я конца не рассказал,  
А он простой: теперь, когда  
Войной грозят нам, я всегда  
Припоминаю этот зал.  
Зал!  
А не первых три ряда.  

❂❂❂❂

1948  

❂❂❂❂