Сны

Мне снятся поразительные сны. 
Они всегда с действительностью слиты, 
Как в тающем аккорде две струны. 
Те мысли, что давно душой забыты, 
Как существа, встают передо мной, 
И окна снов гирляндой их обвиты. 
Они растут живою пеленой, 
Чудовищно и страшно шевелятся, 
Глядят — и вдруг их смоет, как волной. 
Мгновенье мглы, и тени вновь теснятся. 
Я в странном замке. Всюду тишина. 
За дверью ждут, но дверь открыть боятся. 
Не знаю, кто. Но знаю: тишь страшна. 
И кто-то может каждый миг возникнуть, 
Вот, белый, встал, глядит из-за окна. 
И я хочу позвать кого-то, крикнуть. 
Но все напрасно: голос мой погас. 
Постой, я должен к ужасам привыкнуть. 
Ведь он встает уже не первый раз. 
Взглянул. Ушел. Какое облегченье! 
Но лучше в сад пойти. Который час? 
На циферблате умерли мгновенья! 
Недвижно все. Замкнута глухо дверь. 
Я в царстве леденящего забвенья. 
Нет «после», есть лишь мертвое «теперь». 
Не знаю, как, но времени не стало. 
И ночь молчит, как страшный черный зверь. 
Вдруг потолок таинственного зала 
Стал медленно вздыматься в высоту, 
И принял вид небесного провала. 
Все выше. Вот заходит за черту 
Тех вышних звезд, где Рай порой мне снится, 
Превысил их, и превзошел мечту. 
Но нужно же ему остановиться! 
И вот с верховной точки потолка 
Какой-то блеск подвижный стал светиться: — 
Два яркие и злые огонька. 
И, дрогнув на воздушной тонкой нити, 
Спускаться стало — тело паука. 
Раздался чей-то резкий крик: «Глядите!» 
И кто-то вторил в гуле голосов: 
«Я говорил вам — зверя не будите». 
Вдруг изо всех, залитых мглой, углов, 
Как рой мышей, как змеи, смутно встали 
Бесчисленные скопища голов. 
А между тем с высот, из бледной дали, 
Спускается чудовищный паук, 
И взгляд его — как холод мертвой стали. 
Куда бежать! Видений замкнут круг. 
Мучительные лица кверху вздернув, 
Они не разнимают сжатых рук. 
И вдруг, — как шулер, карты передернув, 
Сразит врага, — паук, скользнувши вниз, 
Внезапно превратился в тяжкий жернов. 
И мельничные брызги поднялись. 
Все люди, сколько их ни есть на свете, 
В водоворот чудовищный сплелись. 
И точно эту влагу били плети, 
Так много было бешенства кругом, — 
Росли и рвались вновь узлы и сети. 
Невидимым гонимы рычагом, 
Стремительно неслись в водовороте 
За другом друг, враждебный за врагом. 
Как будто бы по собственной охоте. 
Вкруг страшного носились колеса, 
В загробно-бледной лунной позолоте. 
Метется белой пены полоса, 
Утопленники тонут, пропадают, 
А там, на дне — подводные леса. 
Встают как тьма, безмолвно вырастают, 
Оплоты, как гиганты, громоздят, 
И ветви змеевидные сплетают. 
Вверху, внизу, куда ни кинешь взгляд, 
Густеют глыбы зелени ползущей, 
Растут, и угрожающе молчат. 
Меняются. Так вот он, мир грядущий, 
Так это-то в себе скрывала тьма! 
Безмерный город, грозный и гнетущий. 
Неведомые высятся дома, 
Уродливо тесна их вереница, 
В них пляски, ужас, хохот и чума… 
Безглазые из окон смотрят лица, 
Чудовища глядят с покатых крыш, 
Безумный город, мертвая столица. 
И вдруг, порвав мучительную тишь, 
Я просыпаюсь, полный содроганий, — 
И вижу убегающую мышь — 
Последний призрак демонских влияний!

❂❂❂❂