Два четверостишия

Существовал некогда город, жители которого до того страстно любили поэзию, что если проходило несколько  
недель и не появлялось новых прекрасных стихов,— они  
считали такой поэтический неурожай общественным бедствием.  

❂❂❂❂

Они надевали тогда свои худшие одежды, посыпали пеплом головы — и, собираясь толпами на площадях, проливали слезы, горько роптали на музу, покинувшую их.  

❂❂❂❂

В один подобный злополучный день молодой поэт Юний  
появился на площади, переполненной скорбевшим народом.  

❂❂❂❂

Проворными шагами взобрался он на особенно устроенный амвон — и подал знак, что желает произнести стихотворение.  

❂❂❂❂

Ликторы тотчас замахали жезлами.  

❂❂❂❂

— Молчание! внимание!— зычно возопили они — и  
толпа затихла, выжидая.  

❂❂❂❂

— Друзья! Товарищи!— начал Юний громким, но не  
совсем твердым голосом;  

❂❂❂❂

Друзья! Товарищи! Любители стихов!  
Поклонники всего, что стройно и красиво!  
Да не смущает вас мгновенье грусти темной!  
Придет желанный миг… и свет рассеет тьму!  

❂❂❂❂

Юний умолк… а в ответ ему, со всех концов площади,  
поднялся гам, свист, хохот.  

❂❂❂❂

Все обращенные к нему лица пылали негодованием, все  
глаза сверкали злобой, все руки поднимались, угрожали,  
сжимались в кулаки!  

❂❂❂❂

— Чем вздумал удивить!— ревели сердитые голоса.—  
Долой с амвона бездарного рифмоплета! Вон дурака! Гнилыми яблоками, тухлыми яйцами шута горохового! Подайте камней! Камней сюда!  

❂❂❂❂

Кубарем скатился с амвона Юний… но он еще не успел  
прибежать к себе домой, как до слуха его долетели раскаты восторженных рукоплесканий, хвалебных возгласов в  
кликов.  

❂❂❂❂

Исполненный недоуменья, стараясь, однако, не быть замеченным (ибо опасно раздражать залютевшего зверя)  
возвратился Юний на площадь.  

❂❂❂❂

И что же он увидел?  

❂❂❂❂

Высоко над толпою, над ее плечами, на золотом плоском щите, облеченный пурпурной хламидой, с лавровым  
венком на взвившихся кудрях, стоял его соперник, молодой  
поэт Юлий… А народ вопил кругом:  

❂❂❂❂

— Слава! Слава! Слава бессмертному Юлию! Он утешил нас в нашей печали, в нашем горе великом! Он подарил нас стихами слаще меду, звучнее кимвала, душистее  
розы, чище небесной лазури! Несите его с торжеством, о6давайте его вдохновенную голову мягкой волной фимиама,  
прохлаждайте его чело мерным колебанием пальмовых ветвей, расточайте у ног его все благовония аравийских мирр! Слава!  

❂❂❂❂

Юний приблизился к одному из славословящих.  

❂❂❂❂

— Поведай мне, о мой согражданин] какими стихами  
осчастливил вас Юлий? Увы! меня не было на площади, когда он произнес их! Повтори их, если ты их запомнил,—  
сделай милость!  

❂❂❂❂

— Такие стихи — да не запомнить?— ретиво ответствовал вопрошенный.— За кого ж ты меня принимаешь?  
Слушай — и ликуй, ликуй вместе с нами!  

❂❂❂❂

«Любители стихов!» — так начал божественный Юлий…  

❂❂❂❂

Любители стихов! Товарищи! Друзья!  
Поклонники всего, что стройно, звучно, нежно!  
Да не смущает вас мгновенье скорби тяжкой!  
Желанный миг придет — и день прогонит ночь!  

❂❂❂❂

— Каково?  

❂❂❂❂

— Помилуй!— возопил Юний,— да это мои стихи!—  
Юлий, должно быть, находился в толпе, когда я произнес  
их,— он услышал и повторил их, едва изменив,— и уж, конечно, не к лучшему,— несколько выражений!  

❂❂❂❂

— Ага! Теперь я узнаю тебя… Ты Юний,— возразил,  
насупив брови, остановленный им гражданин.— Завистник  
или глупец!.. Сообрази только одно, несчастный! У Юлия  
как возвышенно сказано: «И день прогонит ночь!..»  
А у тебя — чепуха какая-то: «И свет рассеет тьму»?! Какой свет?! Какую тьму?!  

❂❂❂❂

— Да разве это не все едино…— начал было Юний…  

❂❂❂❂

— Прибавь еще слово,— перебил его гражданин,— я  
крикну народу… и он тебя растерзает!  

❂❂❂❂

Юний благоразумно умолк, а слышавший его разговор  
с гражданином седовласый старец подошел к бедному поэту и, положив ему руку на плечо, промолвил:  

❂❂❂❂

— Юний! Ты сказал свое — да не вовремя; а тот не  
свое сказал — да вовремя. Следовательно, он прав — а тебе  
остаются утешения собственной твоей совести.  

❂❂❂❂

Но пока совесть — как могла и как умела… довольно  
плохо, правду сказать — утешала прижавшегося к сторонке  
Юния,— вдали, среди грома и плеска ликований, в золотой  
пыли всепобедного солнца, блистая пурпуром, темнея лавром сквозь волнистые струи обильного фимиама, с величественной медленностью, подобно царю, шествующему на  
царство, плавно двигалась гордо-выпрямленная фигура  
Юлия… И длинные ветви пальм поочередно склонялись  
перед ним, как бы выражая своим тихим вздыманьем,  
своим покорным наклоном — то непрестанно возобновлявшееся обожание, которое переполняло сердца очарованных  
им сограждан!  

❂❂❂❂

Апрель 1878  

❂❂❂❂