Поездка на хутор

(Отрывок из поэмы «Городской голова»)

❂❂❂❂

 

Уж кони у крыльца стояли. 
 
От нетерпенья коренной 
 
Сухую землю рыл ногой; 
 
Порой бубенчики звучали, 
 
Семён сидел на облучке, 
 
В рубашке красной, кнут в руке; 
 
На упряжь гордо любовался, 
 
Глядел, глядел — и засмеялся, 
 
Вслух коренного похвалил 
 
И шляпу набок заломил. 
 
Ворота настежь отворили, 
 
Семён присвистнул, — туча пыли 
 
Вслед за конями понеслась, 
 
Не догнала — и улеглась.

❂❂❂❂

 

По всей степи — ковыль, по краям — всё туман. 
 
Далеко, далеко от кургана курган; 
 
Облака в синеве белым стадом плывут. 
 
Журавли в облаках перекличку ведут. 
 
Не видать ни души. Тонет в золоте день, 
 
Пробежать по траве ветру сонному лень. 
 
А цветы-то, цветы! как живые стоят, 
 
Улыбаются, глазки на солнце глядят, 
 
Словно речи ведут, как их жизнь коротка, 
 
Коротка, да без слёз, от забот далека. 
 
Вот и речка… Не верь! то под жгучим лучом 
 
Отливается тонкий ковыль серебром. 
 
Высоко-высоко в небе точка дрожит 
 
Колокольчик весёлый над степью звенит, 
 
В ковыле гудовень — и поют, и жужжат, 
 
Раздаются свистки, молоточки стучат; 
 
Средь дорожки глухой пыль столбом поднялась, 
 
Закружилась, в широкую степь понеслась… 
 
На все стороны путь: ни лесочка, ни гор! 
 
Необъятная гладь! неоглядный простор!

❂❂❂❂

 

Мчится тройка, из упряжи рвётся, 
 
Не смолкает бубенчиков звон, 
 
Облачко за телегою вьётся, 
 
Ходит кругом земля с двух сторон, 
 
Путь-дорожка назад убегает, 
 
А курганы заходят вперёд; 
 
Луч горячий на бляхах играет, 
 
То подкова, то шина блеснёт; 
 
Кучер к месту как будто прикован, 
 
Руки вытянул, вожжи в руках; 
 
Синей степью седок очарован — 
 
Любо сердцу, душа вся в очах!

❂❂❂❂

 

«Не погоняй, Семён! устали!» — 
 
Хозяин весело сказал, 
 
Но кони с версту пробежали, 
 
Пока их кучер удержал. 
 
Лениво катится телега, 
 
Хрустит под шинами песок; 
 
Вздохнёт и стихнет ветерок; 
 
Над головою блеск и нега. 
 
Воздушный продолжая бег, 
 
Сверкают облака, как снег. 
 
Жара. Вот овод закружился, 
 
Гудит, на коренную сел; 
 
Спросонок кучер изловчился, 
 
Хвать кнутовищем — улетел! 
 
Ну, погоди! — Перед глазами 
 
Мелькают пёстрые цветы. 
 
Ум занят прежними годами 
 
Иль праздно погружён в мечты. 
 
Евграф вздохнул. Воображенье 
 
На память детство привело: 
 
В просторной комнате светло; 
 
Складов томительное чтенье 
 
Тоску наводит на него. 
 
За дверью шум: отец его 
 
Торгует что-то… Слышны споры, 
 
О дёгте, лыках разговоры 
 
И серебра и рюмок звон… 
 
А сад сияньем затоплён; 
 
Там зелень, листьев трепетанье. 
 
Там лепет, пенье и жужжанье — 
 
И голоса ему звучат: 
 
Иди же в сад! иди же в сад! — 
 
Вот он в гимназию отправлен, 
 
Подрос — и умный ученик; 
 
Но как-то нелюдим и дик, 
 
Кружком товарищей оставлен. 
 
День серый. В классе тишина. 
 
Вопрос учитель предлагает; 
 
Евграф удачно отвечает, 
 
Восторга грудь его полна. 
 
Наставник строго замечает: 
 
«Мещанский выговор у вас!» 
 
И весело хохочет класс; 
 
Евграф бледнеет. — Вот он дома; 
 
Ему торговля уж знакома. 
 
Но, Боже! эти торгаши!.. 
 
Но это смрадное болото, 
 
Где их умом, душой, работой 
 
До гроба двигают гроши! 
 
Где всё бессмысленно и грязно, 
 
Где всё коснеет и гниёт… 
 
Там ужас сердце обдаёт! 
 
Там веет смертью безобразной!.. 
 
Но вот знакомый изволок. 
 
Уж виден хутор одинокой, 
 
Затерянный в степи широкой, 
 
Как в синем море островок. 
 
Гумно заставлено скирдами. 
 
Перед избою на шесте 
 
Бадья заснула в высоте; 
 
Полусклонёнными столбами 
 
Подпёрта рига. Там — вдали — 
 
Волы у стога прилегли. 
 
Вокруг безлюдье. Жизни полны, 
 
Без отдыха и без следа, 
 
Бегут, бегут, Бог весть куда, 
 
Цветов, и трав, и света волны… 
 
Семён к крылечку подкатил 
 
И тройку ловко осадил. 
 
Собака с лаем подбежала, 
 
Но дорогих гостей узнала, 
 
Хвостом махая, отошла 
 
И на завалинке легла. 
 
Евграф приказчика Федота 
 
Застал врасплох. За творогом 
 
Сидел он с заспанным лицом. 
 
Его печаль, его забота, 
 
Жена смазливая в углу 
 
Цыплят кормила на полу, 
 
Лентяем мужа называла, 
 
Но вдруг Евграфа увидала, 
 
Смутясь, вскочила второпях 
 
С густым румянцем на щеках. 
 
Приказчик бормотал невнятно: 
 
«Здоровы ль? Оченно приятно!» — 
 
Кафтан поспешно надевал 
 
И в рукава не попадал. 
 
«Эй, Марья! Ты бы хоть покуда… 
 
Слепа! творог-то прибери! 
 
Да пыль-то с лавки, пыль сотри… 
 
Эх, баба!.. Кыш, пошли отсюда!.. 
 
А я, того-с… велел пахать… 
 
Вот гречу будем засевать». 
 
Евграф сказал: «Давно бы время!» — 
 
В амбар приказчика повёл 
 
И гречу указал на семя; 
 
Все закрома с ним обошёл; 
 
В овёс, и в просо, и в пшеницу 
 
Глубоко руку погружал, — 
 
Всё было сухо. Приказал 
 
Сменить худую половицу 
 
И, выходя, на хлев взглянул, 
 
Федота строго упрекнул: 
 
«Эх, брат! навозу по колени… 
 
За чем ты смотришь?» 
 
— «Всё дела! 
 
Запущен, знамо, не от лени… 
 
Кобыла, жаль, занемогла!» — 
 
«Какая шерстью?» 
 
— «Вороная». 
 
Евграф конюшню отворил, 
 
Приказчик лошадь выводил. 
 
С боками впалыми, больная, 
 
Тащилась, чуть переступая. 
 
«Хорош присмотр! Опоена!» 
 
«Ему, знать, черти рассказали», — 
 
Приказчик думал. «Нет-с, едва ли! 
 
Мы смотрим. Оттого больна — 
 
Не любит домовой. Бывает, 
 
На ней всю ночь он разъезжает 
 
По стойлу; поутру придёшь — 
 
Так у бедняжки пот и дрожь». 
 
Евграф вспылил: «Ведь вот мученье! 
 
Найдёт хоть сказку в извиненье!» 
 
Но, проходя межами в поле, 
 
Казалось, он вздохнул на воле, 
 
Свою досаду позабыл 
 
И всходы зелени хвалил. 
 
Приказчик разводил руками: 
 
«Распашка много-с помогла… 
 
Вот точно пух земля была, — 
 
Так размягчили боронами!» 
 
— «Где овцы? Я их не видал». 
 
— «Вон там… где куст-то на кургане». 
 
Но взор Евграфа замечал 
 
Лишь пятна серые в тумане; 
 
Что ж! ночью можно отдохнуть — 
 
И он к гурту направил путь. 
 
Заснула степь, прохладой дышит, 
 
В огне зари полнеба пышет, 
 
Полнеба в сумраке висит; 
 
По тучам молния блестит; 
 
Проворно крыльями махая, 
 
С тревожным криком в вышине 
 
Степных гостей несётся стая. 
 
Маячит всадник в стороне, 
 
Помчался конь, — хвостом и гривой 
 
Играет ветер шаловливый, 
 
При зорьке пыль из-под копыт 
 
Румяным облачком летит. 
 
Неслышным шагом ночь подходит, 
 
Не мнёт травы, — и вот она, 
 
Легка, недвижна и темна, 
 
Молчаньем чутким страх наводит… 
 
Вот снова блеск — и грянул гром, 
 
И степь откликнулась кругом. 
 
Евграф к избушке торопился, 
 
Приказчик следом поспешал; 
 
Барбос их издали узнал, 
 
Навстречу весело пустился, 
 
Но вдруг на ветер поднял нос, 
 
Вдали послышав скрип колёс, — 
 
И в степь шарахнулся. 
 
За ними, 
 
Румян и потом окроплён, 
 
Меж тем посиживал Семён. 
 
Его весёлыми речами 
 
Была приказчика жена 
 
Чуть не до слёз рассмешена. 
 
«Эх, Марья Львовна! Ты на волю 
 
Сама недавно отошла; 
 
Ты, значит, в милости была 
 
У барина: и чаю вволю 
 
Пила, и всё… А я, как пёс, 
 
Я, как щенок, средь дворни рос; 
 
Ел что попало. С тумаками 
 
Всей барской челяди знаком. 
 
Отец мой, знаешь, был псарём, 
 
Да умер. Барин жил на славу: 
 
Давал пиры, держал собак; 
 
Чужой ли, свой ли, — чуть не так, 
 
Своей рукой чинил расправу. 
 
Жил я, не думал, не гадал, 
 
Да в музыканты и попал. 
 
Ну, воля барская, известно… 
 
Уж и пришло тогда мне тесно! 
 
Одели, выдали фагот, — 
 
Играй! Бывало, пот пробьёт, 
 
Что силы дую, — всё нескладно! 
 
Растянут, выдерут изрядно, — 
 
Опять играй! Да целый год 
 
Таким порядком дул в фагот! 
 
И вдруг в отставку: не годился! 
 
Я рад, молебен отслужил, 
 
Да, видно, много согрешил: 
 
У нас ахтёр вина опился — 
 
Меня в ахтёры… Стало, рок! 
 
Пошла мне грамота не впрок! 
 
Бывало, что: рога приставят, 
 
Твердить на память речь заставят, 
 
Ошибся — в зубы! В гроб бы лёг, — 
 
Евграф Антипыч мне помог. 
 
Я, значит, знал его довольно, 
 
Ну, вижу — добр; давай просить: 
 
«Нельзя ль на волю откупить?» 
 
Ведь откупил! А было больно!» 
 
И пятернёй Семён хватил 
 
Об стол. «Эхма! собакой жил!» 
 
Евграф за ужин не садился; 
 
И не хотел, и утомился, 
 
И свечку сальную зажёг, 
 
На лавку в горенке прилёг. 
 
Раз десять Марья появлялась, 
 
Скользил платок с открытых плеч, 
 
Лукавы были взгляд и речь, 
 
Тревожно грудь приподнималась… 
 
Евграф лежал к стене лицом 
 
И думал вовсе о другом. 
 
Носилась мысль его без цели; 
 
Едва глаза он закрывал, 
 
В степи ковыль припоминал, 
 
Над степью облака летели; 
 
То снова вздор о домовом 
 
В ушах, казалось, раздавался, 
 
Приказчик глупо улыбался… 
 
«Гм… Знахарь нужен-с… Мы найдём…» 
 
Взялся читать, — в глазах пестрело, 
 
Вниманье скоро холодело, 
 
Но, постепенно увлечён, 
 
Забыл он всё, забыл и сон. 
 
Уж петухи давно пропели. 
 
Над свечкой вьётся мотылёк; 
 
Круг света пал на потолок, 
 
И тишь, и сумрак вкруг постели; 
 
По стёклам красной полосой 
 
Мелькает молния порой, 
 
И ветер ставнем ударяет… 
 
Евграф страницу пробегает, 
 
Его душа потрясена, 
 
И что за песнь ему слышна!

❂❂❂❂

 

«Вы пойте мне иву, зелёную иву…» 
 
Стоит Дездемона, снимает убор, 
 
Чело наклонила, потупила взор; 
 
«Вы пойте мне иву, зелёную иву…» 
 
Бледна и прекрасна, в тоске замирает, 
 
Печальная песня из уст вылетает: 
 
«Вы пойте мне иву, зелёную иву! 
 
Зелёная ива мне будет венком…» 
 
И падают слёзы с последним стихом.

❂❂❂❂

 

Уходит ночь, рассвет блеснул, 
 
И наконец Евграф уснул.

❂❂❂❂