Водолазы

Какой-то древний царь впал в страшное сомненье:  
Не более ль вреда, чем пользы, от наук?  
Не расслабляет ли сердец и рук  
Ученье?  
И не разумнее ль поступит он,  
Когда ученых всех из царства вышлет вон?  
Но так как этот царь, свой украшая трон,  
Душою всей радел своих народов счастью  
И для того  
Не делал ничего  
По прихоти иль по пристрастью, —  
То приказал собрать совет,  
В котором всякий бы, хоть слогом не кудрявым,  
Но с толком лишь согласно здравым  
Свое представил: да иль нет,  
То есть ученым вон из царства убираться  
Или по-прежнему в том царстве оставаться?  
Однако ж как совет ни толковал:  
Кто сам свой голос подавал,  
Кто голос подавал работы секретарской,  
Всяк только дело затемнял  
И в нерешимости запутывал ум царской.  
Кто говорил, что неученье тьма, —  
Что не дал бы нам бог ума,  
Ни дара постигать вещей небесных,  
Когда бы он хотел,  
Чтоб человек не боле разумел  
Животных бессловесных,  
И что, согласно с целью сей,  
Ученье к счастию ведет людей.  
Другие утверждали,  
Что люди от наук лишь только хуже стали: —  
Что все ученье бред,  
Что от него лишь нравам вред  
И что, за просвещеньем вслед,  
Сильнейшие на свете царства пали.  
Короче: с обеих сторон,  
И дело выводя и вздоры,  
Бумаги исписали горы,  
А о науках спор остался не решен;  
Царь сделал более. Созвав отвсюду он  
Разумников, из них установил собранье  
И о науках спор им предложил на суд.  
Но способ был и этот худ,  
Затем что царь им дал большое содержанье:  
Так в голосах между собой разлад  
Для них был настоящий клад;  
И если бы им волю дали,  
Они б доныне толковали  
Да жалованье брали.  
Но так как царь казною не шутил,  
То он, приметя то, их скоро распустил.  
Меж тем час от часу впадал в сомненье боле.  
Вот как-то вышел он, сей мыслью занят, в поле  
И видит пред собой  
Пустынника, с седою бородой  
И с книгою в руках большой.  
Пустынник важный взор имел, но не угрюмый;  
Приветливость и доброта  
Улыбкою его украсили уста,  
А на челе следы глубокой видны думы.  
Монарх с пустынником вступает в разговор  
И, видя в нем познания несчетны,  
Он просит мудреца решить тот важный спор:  
Науки более ль полезны или вредны?  
«Царь! — старец отвечал, — позволь, чтоб пред тобой  
Открыл я притчею простой,  
Чт_о

❂❂❂❂

размышленья мне внушили многодетны».  
И с мыслями собравшись, начал так:  
«На берегу, близ моря,  
Жил в Индии рыбак;  
Проведши долгий век и бедности и горя,  
Он умер и троих оставил сыновей.  
Но дети, видя,  
Что с нуждою они кормились от сетей,  
И ремесло отцовско ненавидя  
Брать дань богатее задумали с морей,  
Не рыбой, — жемчугами;  
И, зная плавать и нырять,  
Ту подать доправлять  
Пустились сами.  
Однако ж был успех различен всех троих:  
Один, ленивее других,  
Всегда по берегу скитался;  
Он даже не хотел ни ног мочить своих  
И жемчугу того лишь дожидался,  
Что выбросит к нему волной,  
А с леностью такой  
Едва-едва питался.  
Другой,  
Трудов нимало не жалея  
И выбирать умея  
Себе по силе глубину,  
Богатых жемчугов нырял искать по дну  
И жил, всечасно богатея.  
Но третий, алчностью к сокровищам томим,  
Так рассуждал с собой самим:  
«Хоть жемчуг находить близ берега и можно,  
Но, кажется, каких сокровищ ждать не должно,  
Когда бы удалося мне  
Достать морское дно на самой глубине?  
Там горы, может быть богатств несчетных:  
Кораллов, жемчугу и камней самоцветных,  
Которы стоит лишь достать  
И взять».  
Сей мыслию пленясь безумец вскоре  
В открытое пустился море  
И, выбрав, где была чернее глубина,  
В пучину кинулся; но поглощенный ею,  
За дерзость, не доставши дна,  
Он жизнью заплатил своею».  
«О, царь! — примолвил тут мудрец. —  
Хотя в ученье зрим мы многих благ причину,  
Но дерзкий ум находит в нем пучину  
И свой погибельный конец,  
Лишь с разницею тою,  
Что часто в гибель он других влечет с собою».  

1813  

❂❂❂❂