24-го мая 190… г.

❂❂❂❂

Мы десять дней живем уже на даче, 
Я не скажу, чтоб очень был я рад, 
Но все-таки… У нас есть тощий сад, 
И за забором воду возят клячи; 
Чухонка нам приносит молоко, 
А булочник (как он и должен!) — булки; 
Мычат коровы в нашем переулке, 
И дама общества — Культура — далеко. 
Как водится на дачах, на террасе 
Мы «кушаем» и пьем противный чай; 
Смежаем взор на травяном матрасе 
И проклинаем дачу невзначай. 
Мы занимаем симпатичный флигель 
С скрипучими полами, с сквозняком; 
Мы отдыхаем сердцем и умом; 
Естественно, теперь до скучной книги ль. 
У нас весьма приятные соседи 
Maman в знакомстве с ними и в беседе; 
Но не для них чинил я карандаш, 
Чтоб иступить его без всякой темы; 
Нет, господа! Безвестный автор ваш 
Вас просит «сделать уши» для поэмы, 
Что началась на даче в летний день, 
Когда так солнце яростно светило, 
Когда цвела, как принято, сирень… 
Не правда ли, — я начал очень мило? 
7-го июня 
Четверг, как пятница, как понедельник-вторник, 
И воскресенье, как неделя вся; 
Хандрю отчаянно… И если бы не дворник, 
С которым мы три дня уже друзья, 
Я б утопился, может быть, в болоте… 
Но, к счастью, подвернулся инвалид; 
Он мне всегда о Боге говорит, 
А я ему о черте и… Эроте!.. 
Как видите, в нас общего — ничуть. 
Но я привык в общественном компоте 
Свершать свой ультра-эксцентричный путь 
И не тужу о разных точках зренья, 
И не боюсь различия идей. 
И — верить ли? — в подвальном помещеньи 
Я нахожу не «хамов», а людей. 
Ах, мама неправа, когда возмущена 
Знакомством низменным, бросает сыну: «Shoking!» 
Как часто сердце спит, когда наряден смокинг, 
И как оно живет у «выбросков со дна»! 
В одном maman права, (я спорить бы не стал!) 
— Ты опускаешься… В тебе так много риска. — 
О, спорить можно ли! — Я опускаюсь низко, 
Когда по лестнице спускаюсь я в подвал. 
10-го июня 
Пахом Панкратьевич — чудеснейший хохол 
И унтер-офицер (не кто-нибудь!) в отставке — 
Во мне себе партнера приобрел, 
И часто с ним мы любим делать «ставки». 
Читатель, может быть, с презреньем мой дневник 
Отбросит, обозвав поэта: «алкоголик!» 
Пусть так… Но все-таки к себе нас тянет столик, 
А я давно уже красу его постиг. 
С Пахомом мы зайдем, случается, в трактир, 
Потребуем себе для развлеченья «шкалик», 
В фонографе для нас «запустят» валик; 
Мы чокнемся и станем резать сыр. 
А как приятен с водкой огурец… 
Опять, читатель, хмуришься ты строго? 
Но ведь мы пьем «так»… чуточку… немного… 
И вовсе же не пьем мы, наконец! 
18-го июня 
Пахом меня сегодня звал к себе: 
— Зашли бы, — говорит, — ко мне вы, право; 
Нашли бы мы для Вас веселья и забаву; 
Не погнушайтеся, зайдите к «голытьбе»! 
Из слов его узнал, что у него есть дочь — 
Красавица… работает… портниха, 
Живут они и набожно, и тихо, 
Но так бедно… я рад бы им помочь. 
Зайду, зайду… Делиться с бедняком 
Познаньями и средствами — долг брата. 
Мне кажется, что дочь Пахома, Злата, 
Тут все-таки при чем-то… Но — при чем? 
22-го июня 
Она — божественна, она, Пахома дочь! 
Я познакомился сегодня с нею. Редко 
Я увлекаюсь так, но Злата — однолетка — 
Очаровательна!.. я рад бы ей… помочь! 
Блондинка… стройная… не девушка — мечта! 
Фарфоровая куколка, мимоза! 
Как говорит Ростан — Принцесса Греза! 
Как целомудренна, невинна и чиста! 
Она была со мной изысканно-любезна, 
Моя корректность ей понравилась вполне. 
Я — упоен! я в чувственном огне. 
Нет, как прелестна! как прелестна! 
Вот, не угодно ли, maman, в такой среде 
И ум, и грация, и аттрибуты такта… 
Я весь преобразился как-то!.. 
Мы с нею сблизимся на лодке, на воде, 
Мы подружимся с ней, мы будем неразлучны! 
Хоть дорогой ценой, но я ее куплю! 
Я увидал ее, и вот уже люблю. 
Посмейте мне сказать, что жить на свете скучно! 
Но я-то Злате, я — хотелось знать бы — люб ль? 
Ответ мне время даст, пока же — за сонеты! 
Прощаясь с стариком, ему я сунул рубль, 
И он сказал: «Народ хороший вы — поэты». 
3-го июля 
Вчера я в парке с Златою гулял. 
Она была в коричневом костюме. 
Ее лицо застыло в тайной думе. 
Мне кажется, я тайну отгадал: 
Она во мне боится дон-жуана, 
Должно быть, встретить; сдержанная речь, 
Холодный тон, пожатье круглых плеч — 
Мне говорят, что жертвою обмана 
Не хочет, нет, в угоду страсти, пасть. 
Прекрасный взгляд!.. Бывает все же страсть, 
Когда не рассуждаешь… Поздно ль, рано 
И ты узнаешь, Злата, страсти чад; 
Тогда… тогда я буду триумфатор! 
Мы создадим на севере экватор! 
Как зацветет тогда наш чахлый сад! 
Мы долго шли. Вдали виднелись хаты. 
Пить захотелось… отыскали ключ. 
Горячим золотом нас жег июльский луч, 
И золотом горели косы Златы. 
24-го июля 
Вот уж два месяца мы обитаем здесь, 
И больше месяца знаком я с милой Златой. 
Вздыхаю я, любовию объятый, 
И тщетно думаю, сгорая страстью весь, 
Зажечь ответную: она непобедима, 
Ведет себя она с большим умом. 
Мои искания ее минуют мимо, 
И я терзаюся… Ну, удружил Пахом! 
Зачем он звал меня? зачем знакомил с Златой? 
Не знал бы я ее и ведал бы покой. 
Больное сердце починить заплатой 
Забвения — труд сложный и пустой. 
Мне не забыть ее, мою Принцессу Грезу, 
Я ею побежден, я ею лишь дышу, 
В мечтах ее всегда одну ношу 
И, ненавидя серой жизни прозу, 
Рвясь вечно ввысь, — в подвал к ней прихожу. 
1-го августа 
Что это — явь иль сон, приснившийся вчера 
На сонном озере, в тени густых акаций? 
Как жаль, что статуи тяжеловесных граций — 
Свидетели его — для скорости пера 
Не могут разрешить недоуменья. 
Я Златою любим? я Злате дорог? Нет! 
Не может быть такого упоенья! 
Я грезил попросту… я попросту — «поэт»! 
Мне все пригрезилось: и вечер над водой, 
И томная луна, разнежившая души, 
И этот соловей, в груди зажегший зной, 
И бой сердец все тише, глуше… 
Мне все пригрезилось: и грустный монолог, 
И слезы чистые любви моей священной, 
Задумчивый мой взор, мой голос вдохновенный 
И в милых мне глазах сверкнувший огонек; 
И руки белые, обвившие мне шею, 
И алые уста, взбурлившие мне кровь, 
И речи страстные в молчании аллеи, 
И девственной любви вся эта жуть и новь! 
Какой однако сон! Как в памяти он ясен! 
Детали мелкие рельефны и ясны, 
Я даже помню бледный тон луны… 
Да, это сон! и он, как сон, прекрасен! 
2-го августа 
То был не сон, а, к ужасу, конец 
Моей любви, моих очарований… 
Сегодня мне принес ее отец 
Короткое посланье: 
«Я отдалась: ты полюбился мне. 
Дороги наши разны, — души близки. 
Я замуж не пойду, а в роли одалиски 
Быть не хочу… Забудь о дивном сне». 
Проснулась ночь и вздрогнула роса, 
А я застыл, и мысль плыла без формы. 
3-го августа, 7 час. утра. 
Она скончалась ночью, в три часа, 
От хлороформа.

❂❂❂❂