Зари моей безоблачную пору — 
Весну еще зеленой, робкой страсти, 
Которая жестоко разрослась, 
Воспомню в облегченье скорбной части 
И, в незабвенных днях найдя опору, 
Когда я жил, Амура сторонясь, 
Поведаю о том, как, разъярясь, 
Он поступил и что со мною стало. 
Наука мне — наука для других! 
О горестях моих 
Перо — и не одно! — кричать устало, 
И нет строкам безрадостным числа, 
И редкий дол не помнит пеней звуки- 
Как не поверить, что несчастлив я? 
И если память не тверда моя, 
Забывчивость вполне прощают муки 
И мысль, что все другие прогнала 
И памяти приносит столько зла, 
Всецело завладев душой моею, 
А я лишь оболочкою владею.

❂❂❂❂

Немало лет пришло другим на смену 
С тех пор, как бог любви меня впервые 
Подверг осаде: я на зрелый путь 
Уже ступил, и думы ледяные 
Воздвигли адамантовую стену, 
Чтоб ею сердце навсегда замкнуть. 
Еще слеза не обжигала грудь, 
Был крепок сон, и видеть было странно 
Мне в людях то, чего я сам лишен. 
Но нет судьбе препон: 
День — вечером, а жизнь концом венчанна. 
Амур не мог себе простить того, 
Что сталь стрелы лишь платье повредила, 
Мне самому не причиня вреда, 
И даму взял в союзницы тогда, 
Перед могуществом которой сила 
И хитрости не стоят ничего. 
Они взялись вдвоем за одного 
И превратили в лавр меня зеленый, 
Для коего не страшен ветр студеный. 
Какое ощутил я беспокойство, 
Почувствовав, что принял облик новый, 
Что в листья волосы обращены, 
Которым прочил я венок лавровый, 
И ноги, потеряв былые свойства, 
Душе, творящей плоть, подчинены, 
В два корня превратились близ волны 
Величественней, чем волна Пенея, 
И руки — в ветки лавра, — замер дух! 
А белоснежный пух, 
Которым я покрылся, не умея 
Сдержать надежды дерзновенный взлет! 
Увы! сразила молния надежду 
И я, не зная, как беде помочь, 
Один, роняя слезы, день и ночь 
Искал ее на берегу и между 
Пустынных берегов — во мраке вод. 
И с той поры уста из года в год 
О жертве сокрушалися безвинной, 
И седина — от песни лебединой.

❂❂❂❂

Так я бродил вдоль берегов любимых — 
И вместо речи песня раздавалась, 
И новый голос милости просил: 
Столь нежно петь еще не удавалось 
Мне о моих страданьях нестерпимых, 
Но милости я так и не вкусил. 
Какую муку я в душе носил! 
Однако больше, чем сказал доныне, 
Сказать я должен, пусть не хватит слов, 
О той, чей нрав суров, — 
О бесконечно милой мне врагине. 
Она, в полон берущая сердца, 
Мне грудь отверзнув, сердцем овладела 
И молвила: «Ни слова про любовь!» 
Со временем ее я встретил вновь, 
Одну, в другом обличье, — и несмело 
Поведал ей всю правду до конца. 
И выражение ее лица 
Мне было осужденьем за признанье, 
И я поник, застыв, как изваянье.

❂❂❂❂

Но столько гнева было в милом взоре, 
Что, и одетый в камень, трепетал я, 
Внимая: «Может быть, меня с другой 
Ты спутал?» «Захоти она, — шептал я, — 
И я забуду, что такое горе. 
Пошли мне слезы вновь, владыка мой!» 
Не понимаю как, но, чуть живой, 
Способность я обрел передвигаться, 
Виня себя за памятный урок. 
Однако краток срок, 
Чтоб за желанием перу угнаться, 
И из того, что в память внесено, 
Я только часть не обойду вниманьем. 
Такого не желаю никому: 
Смерть подступила к сердцу моему, 
И я не мог бороться с ней молчаньем, — 
Обресть в молчанье силы мудрено; 
Но было говорить запрещено, 
И я кричал — кричали песен строки: 
«Я ваш, и, значит, вы к себе жестоки!»

❂❂❂❂

Хотел я верить, что она оттает, 
Найдет, что я достоин снисхожденья, 
А если так, таиться смысла нет, 
Однако гнев порой бежит смиренья, 
Порой в смиренье силу обретает, — 
И я, на все мольбы мои в ответ, 
Оставлен был во тьме, утратив свет. 
Нигде, нигде не видя, как ни тщился, 
Ее следов, — где их во тьме найти! — 
Как тот, кто спит в пути, 
Однажды я ничком в траву свалился. 
Упрямо попрекая беглый луч, 
Я перестал мешать слезам печали 
И предоставил им свободный бег. 
С такою быстротой не тает снег 
Весной, с какою силы убывали. 
Я, не найдя просвета среди туч, 
Под сенью бука превратился в ключ, — 
Подобное бывает, как известно, 
И потому сомненье неуместно.

❂❂❂❂

Кто создал эту душу совершенной, 
Коль скоро не Творец всего живого, 
С которого она пример берет, 
Всегда прощенье даровать готова 
Тому, кто к ней с мольбой идет смиренной 
И все свои ошибки признает. 
Когда она мольбы повторной ждет, 
Она и в этом подражает Богу, 
Чтоб кающихся больше устрашить: 
Ведь клятва не грешить 
Не закрывает грешную дорогу. 
И госпожа, на милость гнев сменя, 
До взгляда снизошла — и оценила, 
Что скорбь моя моей вине равна; 
И слезы осушила мне она, 
И, осмелев, я вновь взмолился было, 
И взор ее, несчастного казня, 
Сейчас же в камень превратил меня. 
Лишь голос мой, оставшийся на воле, 
Мадонну звал и Смерть, исполнен боли.

❂❂❂❂

Печальный голос — как забыть такое! 
Я, изнывая от любовной жажды, 
В пустынных гротах плакал много дней, 
И грех слезами искупил однажды- 
И существо свое обрел земное, 
Как видно, чтоб страдать еще сильней. 
Охотником я следовал за ней, 
И я нашел ее: моя дикарка, 
Нагая, от меня невдалеке 
Плескалась в ручейке, 
Который солнце освещало ярко. 
Увидя, что утешить взор могу, 
Я на нее смотрел; она смутилась 
И, от смущенья или же со зла, 
Меня водой студеной обдала, 
И тут невероятное случилось: 
Я превратился — право, я не лгу, — 
В оленя стройного на берегу 
И до сих пор мечусь от бора к бору, 
Перехитрить свою бессилен свору.

❂❂❂❂

Канцона, кем я не был никогда, 
Так это золотым дождем, которым 
Юпитер пригасил любовный пыл; 
Зато я был огнем и птицей был 
И на крылах к заоблачным просторам 
Ту возносил, кого пою всегда. 
От лавра не уйти мне никуда: 
Мой первый лавр — досель моя отрада, 
И сердцу меньших радостей не надо.

❂❂❂❂