На подмосковной даче слетает жёлтый лист, 
 
Последний тёплый месяц, тридцатое число. 
 
Гоняет по участку ребёнок-футболист, 
 
Стоит на солнцепеке расхлябанный шезлонг. 
 
О, как здесь веселились, как горевали здесь 
 
В июне и в июле под дождик и туман. 
 
Какие только люди перебывали здесь! 
 
Когда-нибудь об этом я напишу роман. 
 
Съезжались гости поздно, в двенадцатом часу; 
 
Смеркалось еле-еле, стоял солнцеворот. 
 
Был тамада прекрасен и ни в одном глазу, 
 
А гости, к сожалению, совсем наоборот. 
 
Смеялись, целовались, терзались как могли. 
 
Кого-то поминали под яблочный пирог, 
 
Кому-то отпускали слова, грехи, долги; 
 
Кому-то говорили: «Вот Бог, а вот порог!» 
 
Брюнетка с перламутром помады до ушей, 
 
Студентка в белых кедах, готовившая чай, 
 
Любитель бледноватый цветных карандашей — 
 
Я всем сказал однажды: 
 
«Прощай, прощай, прощай!» 
 
Спешила электричка, шуршал таксомотор, 
 
Одни ушли, другие придрались к пустякам. 
 
И только тамада наш, известный самодур, 
 
Не замечал пустыни и наливал стакан. 
 
Он выплеснул на скатерть последнее вино, 
 
Заляпана посуда, и заалел крахмал. 
 
«Ну, тамада, скажите, кто этому виной?» 
 
Но тамада уходит, должно быть, он устал. 
 
Последний тёплый месяц, осенняя жара, 
 
Которую всё лето мы ожидали здесь. 
 
И я сижу под клёном с восьми часов утра, 
 
Как будто в этом клёне вся честь моя и спесь.

❂❂❂❂