Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль, 
 
К морозу поворот и новый год и множество ещё других забот. 
 
Держаться надо, надо в декабре, когда снега и сумрак во дворе, 
 
И за окном бесчинствует зима, держаться надо — не сойти с ума. 
 
И надо одеваться потеплей и надо возвращаться поскорей 
 
К себе домой, где греется обед и закрывает вас от всяких бед, 
 
Зимы и вьюги, тёплая жена, где все за вас и крик и тишина. 
 
И к двери осторожно подойдя, сказать себе минуту погодя, 
 
«Нет, рано ещё, рано, не пора». Зима, зима — ужасная пора. 
 
Шепнуть себе: «А скоро ли?» — «Едва ль». А между тем, поблизости февраль, 
 
И лёд уже слабеет на реке и ваш сосед выходит в пиджаке, 
 
И распаляясь говорит про то, — «Мол, хватит, будет, поносил пальто». 
 
Тут надо приготовиться всерьез, хотя трещит на улице мороз, 
 
И инеем карниз совсем оброс, зима крепка, как медный купорос. 
 
Но это только видимость одна. Вот парка отведёт с веретена 
 
Последние витки. Апрель, апрель вступает в календарную артель. 
 
Тут надо выйти в сад или в лесок, лучам подставить бледное лицо, 
 
Припомнить всё: Египет, Карфаген, Афины, Рим и этот зимний плен 
 
средь четырех своих коротких стен, где жили вы совсем без перемен, 
 
Но тает снег у чёрных башмаков и ясно вам становится каков 
 
невнятный запах прели и травы — в апреле вы жестоки и правы. 
 
Все ящики, шкапы и сундуки — вплоть до последней потайной доски 
 
раскрыты этим вечером. Конец, на веточке качается скворец. 
 
В последний раз ты за своим столом, в последний раз ты возвратился в дом, 
 
В последний раз пирог несёт жена, в стакане поперёк отражена, 
 
она уже покинута, она осталась с отражением одна. 
 
Закрой глаза и сделай первый шаг, теперь открой — пусть непонятно как 
 
ты очутился на чужлй земле, в чужом необитаемом селе, 
 
в огромных тошнотворных городах, в которых ты расцвёл, а не зачах — 
 
пусть непонятно как добрался ты, твои перемещения просты. 
 
От смерти к смерти, от любви к воде, от стрекозы на женском животе 
 
к чудовищу на сладостном холме, чьё тело в чешуе и бахроме. 
 
И далее к просторным островам, на берегу там высится вигвам, 
 
там дочь вождя, кино по вечерам, считаются года по деревам. 
 
И вот уже сосчитан целый лес. Изведаны утехи всех небес: 
 
забвенья сферы, облака тщеты и неба обнаженной красоты, 
 
душистой тучи праздного греха. Но эти сферы просто чепуха, 
 
в сравнении с другими, где душа пороку предаётся не греша, 
 
а познавая свет и благодать, которых никогда не разгадать. 
 
но в тридцать третьем небе есть порог, за коим веет зимний ветерок,

❂❂❂❂

 

и мечется поземка и уже окно горит на третьем этаже. 
 
А это значит близится зима. А кто огонь зажёг — твоя жена. 
 
Похолодало. Завывает мрак. Ты понял всё, когда ты не дурак. 
 
Домой, домой, где печь, постель, cупы. Скорее тот порог переступи. 
 
Тут всё как было, точно как тогда — вот на столе обычная еда, 
 
а месяцы прошли или года, тут это не оставило следа. 
 
Пока небесный виден хоровод, в последний раз взгляни на небосвод, 
 
твоя звезда бледнея и дрожа, похожа на лучистого ежа, 
 
в морозной мгле уходит быстро вниз. Она тебя оставила — держись. 
 
В два миллиона зим идёт зима. Держаться надо — не сойти с ума. 
 
Уже переломился календарь, видна зимы бессмысленная даль.

❂❂❂❂