Уже никто не вденет ногу в стремя, — 
 
Ты одряхлел, классический Пегас, 
 
Тебе подсекло крылья злое Время: 
 
Влачишься ты по улицам у нас, 
 
Где давит сердце вечной скуки бремя, 
 
Где в мутной снежной тьме чуть брезжит газ, 
 
Где нет ни воли, ни любви, ни солнца, — 
 
Хромою клячей бедного чухонца…

❂❂❂❂

 

II

❂❂❂❂

 

От рифмы я отвык, и мне начать 
 
Вторую песнь трудней, чем сдвинуть гору. 
 
Но если час пришёл — нельзя молчать: 
 
Слетающих видений внемля хору, 
 
Их голосам я должен отвечать; 
 
И как цветник в полуденную пору — 
 
Жужжаньем пчёл, как берег — шумом волн, 
 
Созвучьями недаром слух мой полн.

❂❂❂❂

 

III

❂❂❂❂

 

Их музыка подобна поцелую: 
 
И рифма с рифмой — нежная чета — 
 
Сливаются в гармонию живую; 
 
Так ищут уст влюбленные уста. 
 
Я близость бога сладостного чую: 
 
Когда душа уныла и пуста, — 
 
Поэзия — от всех скорбей лекарство. 
 
Уйдем же к ней мы в призрачное царство!

❂❂❂❂

 

IV

❂❂❂❂

 

Там нет ни зла людского, ни добра, 
 
Там даже смерти не страшна угроза. 
 
Луна порой в немые вечера 
 
На стеклах бледные цветы мороза 
 
Вдруг оживит: что значит их игра 
 
Бесцельная?. Холодной жизни проза, 
 
Гори, гори и ты в стихе моём, 
 
Как этот лёд, таинственным огнём!

❂❂❂❂

 

V

❂❂❂❂

 

О, юность бедная моя, как мало 
 
Ты вольных игр и счастья мне дала: 
 
Классической премудрости начало, 
 
Словарь латинский, холод, скука, мгла… 
 
Как часто я бранил тебя, бывало; 
 
Но все прошло, — теперь не помню зла: 
 
Не до конца сумели в пыльной груде 
 
Нелепых книг тебя испортить люди.

❂❂❂❂

 

VI

❂❂❂❂

 

За сладостный, невинный жар в крови, 
 
За первые неопытные грёзы, 
 
За детское предчувствие любви 
 
Среди унынья, холода и прозы, 
 
За маленькие радости твои, 
 
За одинокие, немые слезы, 
 
О, молодость, за красоту твою 
 
Тебя люблю, тебе я гимн пою!

❂❂❂❂

 

VII

❂❂❂❂

 

Врата несуществующего рая, 
 
Ненаступивших радостей залог, 
 
Благословлю обман твой, умирая. 
 
Я никогда проклясть тебя не мог, 
 
О горькая, о жалкая, святая, 
 
Тебя непобедимой создал Бог: 
 
В тебе есть холод, девственная нега 
 
И чистота нетронутого снега…

❂❂❂❂

 

VIII

❂❂❂❂

 

Однажды мы весною в первый раз 
 
Открыли окна слишком рано, в марте; 
 
Пахнул к нам свежий воздух в душный класс; 
 
На стенах с пятнами чернил, на парте, 
 
Изрезанной ножами в скучный час 
 
Закона Божьего, на пёстрой карте 
 
Америки луч солнечный блестел, 
 
В листах грамматик ветер шелестел.

❂❂❂❂

 

IX

❂❂❂❂

 

Я думаю, Армидин сад, и ты бы 
 
Нам более счастливых не дал грёз, 
 
Чем грязный двор, где льда седого глыбы 
 
Кололи дворники; не запах роз, 
 
А москательных лавок, мяса, рыбы — 
 
Зефир весенний с рынка нам принес… 
 
А воробьи на крышах стаей шумной 
 
Чирикали от радости безумной.

❂❂❂❂

 

Х

❂❂❂❂

 

Смотрели жадно мы на красный дом, 
 
Влюбившись сразу в барышню-соседку. 
 
К окну подходит — видно за стеклом, — 
 
Чтобы крупы насыпать птице в клетку. 
 
Тетради, книги наши под столом: 
 
Как мотылёк, попавший детям в сетку, 
 
Трепещет сердце, и волнует кровь 
 
Мне глупая и милая любовь.

❂❂❂❂

 

XI

❂❂❂❂

 

Пусть наглухо опять окно закрыли: 
 
Проснувшись вдруг от мертвенного сна, 
 
Сквозь мутное стекло под слоем пыли, 
 
Глядим, — душа надеждою полна, 
 
Мгновенно всю грамматику забыли. 
 
Ты победила, вечная весна! 
 
Так молодость в тюрьме находит радость 
 
И горечь жизни превращает в сладость…

❂❂❂❂

 

XII

❂❂❂❂

 

Мне эта улица мила с тех пор: 
 
В галантерейной маленькой лавчонке 
 
Доныне все ещё пленяют взор 
 
И те же чувства будят, как в ребёнке, — 
 
Знакомых ситцев пестренький узор, 
 
Духи, помада, зеркальца, гребенки 
 
И волны подвенечной кисеи — 
 
Соблазны юной прачки и швеи.

❂❂❂❂

 

XIII

❂❂❂❂

 

Душа волненьем сладким вновь объята, 
 
Когда по тем местам я прохожу; 
 
Как тихий свет унылого заката, 
 
Я в улице безмолвной нахожу 
 
Следы тех дней, которым нет возврата… 
 
И сам не знаю, чем в них дорожу; 
 
Но жизнь кругом — холодная пустыня, 
 
Лишь в прошлом все — отрада и святыня.

❂❂❂❂

 

XIV

❂❂❂❂

 

Люблю я запах ёлки в Рождество, 
 
Когда она таинственно и жарко 
 
Горит, и все мы ждём Бог весть чего… 
 
Пускай беду пророчит злая Парка, — 
 
Я верю в ёлку, верю в торжество, 
 
По-прежнему от Бога жду подарка. 
 
Как ёлка, ты — в огнях, ночная твердь. 
 
Ужель подарок Бога — только смерть?

❂❂❂❂

 

ХV

❂❂❂❂

 

Всё мимолетно — радости и мука, 
 
Но вечное проклятие богов — 
 
Не смерть, не старость, не болезнь, а скука, 
 
Немая скука долгих вечеров, 
 
Скучать с приличным видом есть наука 
 
Важнейшая для умных и глупцов: 
 
Подруги наши — страсть, любовь иль злоба, 
 
А скука — вечная жена до гроба.

❂❂❂❂

 

XVI

❂❂❂❂

 

О, тёмная владычица людей, 
 
Как рано я узнал твои морщины, 
 
Недвижный взор твоих слепых очей, 
 
Лицо мертвее серой паутины 
 
И тихий лепет злых твоих речей!.. 
 
Но оживлять унылые картины 
 
Не буду вновь: уж я сказал о том, 
 
Чем был наш мрачный и холодный дом.

❂❂❂❂

 

XVII

❂❂❂❂

 

Всё важно в нём и сонно, и прилично. 
 
Отец любил детей, но издали: 
 
Он каждую субботу педантично, 
 
Просматривая баллы, за нули 
 
Нотации читать умел отлично. 
 
Без дружбы, вечно ссорясь, мы росли 
 
Все вместе, кучей, как в тени древесной 
 
Семья грибов: нам было слишком тесно…

❂❂❂❂

 

XVIII

❂❂❂❂

 

С Сергеем мы ходили в тот же класс. 
 
Напоминая бойкую лисичку, 
 
Зрачки зеленоватых быстрых глаз 
 
Лукаво щурить он имел привычку; 
 
Лицо в веснушках помню как сейчас, 
 
Пронырливый и острый носик; кличку 
 
Всему давал он метко; был актёр 
 
И дипломат, насмешлив и хитер.

❂❂❂❂

 

XIX

❂❂❂❂

 

А неуклюжий Саша, молчаливый, 
 
С лицом румяным и тупым, в очках, — 
 
Как медвежонок, дикий и ленивый; 
 
В монахи собирался он, в делах 
 
Земных не видя толку; горделивый 
 
Тот замысел погиб и стал монах — 
 
Немало в жизни всяких превращений — 
 
Чиновником особых поручений.

❂❂❂❂

 

ХХ

❂❂❂❂

 

Благоразумен, важен, как старик, 
 
Был Коля гимназистом идеальным; 
 
Премудрость всех учебников постиг. 
 
С лицом худым, бескровным и печальным, 
 
Питая страсть, как первый ученик, 
 
К пятеркам с плюсом и листам похвальным, 
 
Смиряться он умел, терпеть и ждать 
 
И всякому начальству угождать.

❂❂❂❂

 

XXI

❂❂❂❂

 

Но иногда, романтик добродушный, 
 
Про все забыв, каких-то ведьм и фей, 
 
И рыцарей, и замок их воздушный 
 
Чертил пером в тиши воскресных дней, 
 
Воображенью странному послушный, 
 
Он на полях латинских словарей, 
 
Влюблённый в этот мир необычайный: 
 
Он верил в сны, пророчества и тайны…

❂❂❂❂

 

XXII

❂❂❂❂

 

У нас в крови — неугасимый жар 
 
Мистического бреда; это — сходство 
 
Семейное, опасный людям дар, 
 
Наследственный недуг иль превосходство, 
 
Под пеплом жизни тлеющий пожар, — 
 
Не ведаю — талант или уродство… 
 
Вольнолюбивый, непокорный дух, 
 
Доныне в нас огонь твой не потух.

❂❂❂❂

 

XXIII

❂❂❂❂

 

Обычный в жизни путь ему неведом, 
 
Противен будничный и тесный круг. 
 
Был Костя, старший брат мой, правоведом; 
 
Но поступил он, возмутившись вдруг, 
 
И полный нигилизма модным бредом, 
 
На факультет естественных наук: 
 
Не следуя отцовскому примеру, 
 
Он погубил блестящую карьеру.

❂❂❂❂

 

XXIV

❂❂❂❂

 

Самонадеян и умён, и горд, 
 
Наш мёртвый дом, чиновничий и серый, 
 
Он презирал: настойчив, волей твёрд, 
 
В добре и зле без удержу, без меры, 
 
От микроскопов ждал он и реторт 
 
Неведомых чудес и новой веры. 
 
Любила мать его; с отцом всегда 
 
Была у Кости тайная вражда.

❂❂❂❂

 

XXV

❂❂❂❂

 

Мне помнится под колбою стеклянной 
 
Спиртовой лампочки дрожащий блеск 
 
И жидкости опаловой, туманной 
 
В прозрачных стенках лёгкий звон и плеск, 
 
Волшебной искры голубой и странной 
 
На гальванической машине треск… 
 
В густой тени большого кабинета 
 
Желтели кости пыльного скелета.

❂❂❂❂

 

XXVI

❂❂❂❂

 

Мне объяснял фанатик молодой 
 
Открытья, чудеса лабораторий, 
 
Неясные мелькали предо мной 
 
Отрывки дерзновеннейших теорий; 
 
Показывал он в капле водяной 
 
Друг друга пожиравших инфузорий, 
 
И слушал я, потупив робкий взор, 
 
Про Дарвинов естественный подбор.

❂❂❂❂

 

XXVII

❂❂❂❂

 

Я чувствовал, что он не прав во многом: 
 
Краснея, запинался я, дрожал, 
 
Ребяческим и неумелым слогом 
 
На доводы науки возражал, 
 
Когда, смеясь над чертом и над Богом, 
 
Он все, во что я верил, разрушал… 
 
Хотя и страшно было мне и больно, — 
 
Запретный плод прельщал меня невольно.

❂❂❂❂

 

XXVIII

❂❂❂❂

 

И любопытство жадное влекло 
 
К опасности на крайние ступени, 
 
И в первый раз на детское чело 
 
Уже недетских дум ложились тени: 
 
Пленяет душу человека зло. 
 
Как некогда Адаму в райской сени — 
 
«Вкуси и будешь богом», — мудрый Змей, 
 
Коварный дал совет душе моей.

❂❂❂❂

 

XXIX

❂❂❂❂

 

В столовой раз за чаем мы сидели; 
 
Здесь маятник медлительных часов, 
 
Влачившихся без отдыха, без цели, 
 
Вкус тех же булок, звуки тех же слов 
 
И тусклые обои надоели 
 
Знакомым видом желтеньких цветов. 
 
На ужин экономно разогреты 
 
Унылые вчерашние котлеты.

❂❂❂❂

 

ХХХ

❂❂❂❂

 

Из всех углов ползёт ночная тень, 
 
Цедится струйка жиденького чая 
 
Сквозь ситечко; смотреть и думать — лень, 
 
Царит безмолвье, мысли удручая… 
 
У матери — всегдашняя мигрень. 
 
И лампа бледная горит, скучая, 
 
И силы нет дремоты превозмочь, — 
 
Скорей бы сон бесчувственный и ночь.

❂❂❂❂

 

XXXI

❂❂❂❂

 

Вдруг настежь дверь, — и дрогнул воздух сонный, 
 
И старший брат с улыбкой на устах 
 
Вошёл и, нашей скукой изумлённый, 
 
Тотчас притих; румянец на щеках 
 
Ещё горит, морозом оживлённый, 
 
Пылинки снега тают в волосах: 
 
Он с улицы принёс душистый холод, 
 
Глаза блестят, — он радостен и молод.

❂❂❂❂

 

XXXII

❂❂❂❂

 

Отец спросил: «Откуда?» — «Из суда, — 
 
Присяжные Засулич оправдали!» 
 
«Как? ту, что в Трепова стреляла?» — «Да». — 
 
«Не может быть!..» — «Такой восторг был в зале, 
 
Какого не бывало никогда: 
 
Мы полную победу одержали!» 
 
Отец сердито молвил: «Что за вздор!» 
 
И вспыхнул вдруг ожесточенный спор.

❂❂❂❂

 

XXXIII

❂❂❂❂

 

И шёпотом беспомощных молений 
 
Напрасно мама хочет их унять: 
 
То спор был вечный, распря поколений, — 
 
Не уступают оба ни на пядь, 
 
Не слушают друг друга: «Убеждений 
 
Вы права не имеете стеснять!» — 
 
Кричит студент; они вскочили оба, — 
 
В очах старинная слепая злоба.

❂❂❂❂

 

XXXIV

❂❂❂❂

 

«Наука доказала…» — «Чушь и гниль — 
 
Твоя наука… Вечные основы 
 
Религии…» — «Основы ваши — гниль! 
 
Пред истиною все они готовы 
 
Рассыпаться, как мёртвый прах и пыль… 
 
Нам Спенсер дал для жизни принцип новый!» — 
 
«А Бог?.» — «Нет Бога!» — «Спенсер твой — дурак!» 
 
Дошли до Бога, — это скверный знак.

❂❂❂❂

 

ХХХV

❂❂❂❂

 

Теперь конец уж ясен бедной маме, — 
 
Ей скажет муж: «Во всем — твоя вина. 
 
Детей избаловала!» В этой драме 
 
Немою жертвой быть обречена, 
 
Печальными и кроткими глазами, 
 
Беспомощного ужаса полна, 
 
Глядит на них и вся мольбою дышит: 
 
Никто её не видит и не слышит.

❂❂❂❂

 

XXXVI

❂❂❂❂

 

«Прочь, негодяй, из дома моего!..» — 
 
Кричит отец, бледнея. «Ради Бога, 
 
Не будь к нему жесток, прости его, 
 
Ну, хоть меня ты пожалей немного!» — 
 
«Нет, не просите, мама, — ничего — 
 
Не надо! — Костя ей кричит с порога, — 
 
Я рад уйти: мне воля дорога, 
 
Не будет больше здесь моя нога!

❂❂❂❂

 

XXXVII

❂❂❂❂

 

Вам оскорблять себя я не позволю…» 
 
И он дверями хлопнул. Мать жалел, 
 
Но думал я, что Костя выбрал долю 
 
Завидную: как был он горд и смел! 
 
И за героем я рвался на волю, 
 
Я сам дрожал от злобы и горел: 
 
Душа была смятением объята; 
 
Я разделить хотел бы участь брата.

❂❂❂❂

 

ХХХVIII

❂❂❂❂

 

И долго я в ту ночь не мог уснуть: 
 
Всё чудились мне тихие рыданья; 
 
Предчувствием беды сжималась грудь. 
 
Я встал; лишь уличных огней мерцанье 
 
По комнате мне озаряло путь, 
 
Когда среди глубокого молчанья, 
 
Как вор, прокравшись в тёмный длинный зал, 
 
Я разговор из спальни услыхал:

❂❂❂❂

 

XXXIX

❂❂❂❂

 

«Он может повредить моей карьере… 
 
Каков щенок, мальчишка, нигилист!» — 
 
«Ну, денег дай ему по крайней мере: 
 
Он вспыльчив, сердцем же он добр и чист…» 
 
Я ухо приложил к закрытой двери 
 
И в темноте внимал, дрожа, как лист, 
 
И страшно было мне, стучали зубы: 
 
Слова отца безжалостны и грубы.

❂❂❂❂

 

XL

❂❂❂❂

 

С тех пор прошли года, но помню то, 
 
Что слышал там: осталось в сердце жало. 
 
«Он — сын твой, не губи его, — за что?.» — 
 
«Ведь я сказал: дам сорок в месяц». — «Мало». — 
 
«А сколько ж?» — «Сто». — «Ну, пятьдесят…» — «Нет, сто…» 
 
Мольбою долгой, долгой и усталой, 
 
Упрямой силою любви своей 
 
Она боролась с ним из-за грошей.

❂❂❂❂

 

XLI

❂❂❂❂

 

Я слов уже не слышал — только звуки 
 
Все тех же просьб: так падает вода 
 
И точит твёрдый камень; лишь от скуки 
 
Он делал ей уступку иногда. 
 
Она ему в слезах целует руки, 
 
Терпеньем побеждает, как всегда, 
 
Смирением глубоким и притворством, 
 
И жертв незримых медленным упорством.

❂❂❂❂

 

XLII

❂❂❂❂

 

Мы грешны все: я не сужу отца. 
 
Но ужаса я полн и отвращенья 
 
К семейной пытке, к битве без конца, 
 
Без отдыха, где нет врагу прощенья, 
 
Где только бледность кроткого лица 
 
Иль вздох невольный выдает мученья: 
 
Внутри — убийство, а извне хранит 
 
Законный брак благопристойный вид.

❂❂❂❂

 

XLIII

❂❂❂❂

 

Когда же утром мы при лампе встали 
 
И за окном, сквозь мокрый снег и тень, 
 
С предчувствием заботы и печали 
 
Рождался вновь ненужный серый день, 
 
За кофием от няни мы узнали, 
 
Что мать больна, что у неё мигрень: 
 
И вещая тоска мне сердце сжала. 
 
Три дня она в постели пролежала.

❂❂❂❂

 

ХLIV

❂❂❂❂

 

И может быть, то первый приступ был 
 
Болезни тяжкой, длившейся годами, 
 
Неисцелимой; всё же гневный пыл 
 
Отца смягчён был долгими мольбами. 
 
Хотя он ссоры с Костей не забыл, 
 
Но поневоле, уступая маме, 
 
Не одобряя баловства детей, — 
 
Не сорок дал ему, а сто рублей.

❂❂❂❂

 

XLV

❂❂❂❂

 

И жизнь пошла, чредой однообразной: 
 
Зазубрины и пятнышки чернил 
 
Все те же на моей скамейке грязной, 
 
Родной язык коверкая, долбил 
 
Я тот же вздор латыни безобразной, 
 
И года три под мышками теснил 
 
Все в том же месте мне мундирчик узкий, 
 
На завтрак тот же сыр и хлеб французский.

❂❂❂❂

 

XLVI

❂❂❂❂

 

Лимониус, директор, глух и стар, 
 
Софокла нам читал и Одиссею, 
 
Нас усыплять имея редкий дар; 
 
Но до сих пор пред ним благоговею, 
 
Лишь вспомню, с крепким запахом сигар, 
 
Я вицмундир перед скамьей моею 
 
И тонкий пух седых его волос 
 
И в голубых очках багровый нос.

❂❂❂❂

 

XLVII

❂❂❂❂

 

Урок по спрятанной в рукав бумажке, 
 
Бывало, всякий бойко отвечал. 
 
При нем играли в карты мы и в шашки: 
 
Нам добродушный немец все прощал; 
 
Но вдруг за белый воротник рубашки 
 
Неформенной, за галстук он кричал 
 
С нежданным пылом ярости безмерной 
 
И тем внушал нам трепет суеверный.

❂❂❂❂

 

XLVIII

❂❂❂❂

 

Честнейший немец Кесслер — латинист, 
 
Заросший волосами, бородатый, 
 
На вид угрюм, но сердцем добр и чист, — 
 
Как древние Катоны, 
 
И Сцеволы; большой идеалист, 
 
Из года в год, отчаяньем объятый, 
 
Всем существом грамматику любя, 
 
Он нас терзал и не жалел себя.

❂❂❂❂

 

XLIX

❂❂❂❂

 

Ответов ждал со страхом и томленьем, 
 
Краснея сам, смущаясь и дрожа: 
 
Ему казалась личным оскорбленьем 
 
Неправильная форма падежа, 
 
Ему глагол с неверным удареньем 
 
Из наших уст был как удар ножа. 
 
Земному чуждый, пламенный фанатик, 
 
Писал он ряд ученейших грамматик.

❂❂❂❂

 

L

❂❂❂❂

 

Читал Платона Бюрик — не педант, 
 
Напротив, весельчак, но злейший в мире, 
 
Весь белый, бритый, выхоленный франт, 
 
В обрызганном духами вицмундире; 
 
К жестоким шуткам он имел талант: 
 
Того, кто знал урок, оставив в мире, 
 
Он робкого лентяя выбирал 
 
И долго с ним, как с мышью кот, играл.

❂❂❂❂

 

LI

❂❂❂❂

 

Несчастный мальчик, с мнимою отвагой, 
 
К доске уже бледнея подходил; 
 
Тот одобрял его, шутил с беднягой 
 
И понемногу в дебри заводил, 
 
Не торопясь; но покрывались влагой 
 
Глаза его, он медленно цедил 
 
Слова сквозь зубы и в дремоте сладкой 
 
Ласкал тихонько подбородок гладкий.

❂❂❂❂

 

LII

❂❂❂❂

 

Как выступал на лбу ученика 
 
Холодный пот, с улыбкой сладострастной 
 
Следил, и мухой в лапах паука 
 
Тот бился все ещё в борьбе напрасной: 
 
Томила жертву смертная тоска; 
 
«Скорей бы нуль!» — мечтал уже несчастный, 
 
В схоластике блуждая без руля, 
 
А смерти нет, и нет ему нуля!

❂❂❂❂

 

LIII

❂❂❂❂

 

Но в старших классах алгебры учитель 
 
Был хуже немцев — русский буквоед, 
 
Попов, родной казенщины блюститель; 
 
Храня военной выправки завет, 
 
Незлобивый старательный мучитель, 
 
Он страшен был душе моей, как бред… 
 
В лице — подобье бледной мёртвой маски — 
 
Мерцали хитрые свиные глазки.

❂❂❂❂

 

LIV

❂❂❂❂

 

В нём было всё противно: глупый нос 
 
И на челе торжественном и плоском 
 
Начальственная важность, цвет волос 
 
Прилизанных и редких с жёлтым лоском; 
 
Он — неуклюж, горбат, и хром, и кос, — 
 
Казался жалким странным недоноском. 
 
Всегда покорен и застенчив, раз 
 
Я дерзким бунтом удивил наш класс.

❂❂❂❂

 

LV

❂❂❂❂

 

Мне от Попова слушать надоело — 
 
«Ровней держитесь, выпрямите грудь!» 
 
Я на скамью — неслыханное дело — 
 
Сел, опершись локтем, чтоб отдохнуть, 
 
И пуговиц, ему ответив смело, 
 
На сюртуке дерзнул не застегнуть; 
 
Он закричал, но я решил упрямо: 
 
Умру, не застегну, не сяду прямо!

❂❂❂❂

 

LVI

❂❂❂❂

 

Лимониус с инспектором пришли, 
 
И сторожа меня на новоселье 
 
В сырой, холодный карцер повели 
 
И заперли на ключ в позорной келье, — 
 
Жилище крыс, но там, во тьме, в пыли, 
 
Я чувствовал нежданное веселье: 
 
Подвижником себя воображал 
 
И в лихорадке сладостной дрожал.

❂❂❂❂

 

LVII

❂❂❂❂

 

Как жаждал сердцем правды я и мщенья! 
 
Не все ль равно, за что восстать — за мир 
 
И все его обиды и мученья 
 
Или за право расстегнуть мундир? 
 
Тебя познал я, демон возмущенья: 
 
Утратив сердца прежний детский мир, 
 
Я чувствовал, — хотя был бунт напрасен, — 
 
Что ты, Злой Дух, мой тёмный Бог — прекрасен!

❂❂❂❂

 

LVIII

❂❂❂❂

 

Тебе остался верен я с тех пор 
 
И, соблазнённый ангелом суровым, 
 
Не покорясь, всю жизнь веду я спор 
 
Из-за несчастных пуговиц с Поповым: 
 
Душа безумно рвётся на простор. 
 
За то, что я к мирам стремился новым, 
 
За то, что рабства я терпеть не мог, — 
 
Меня казнил Лимониус и Бог.

❂❂❂❂

 

LIX

❂❂❂❂

 

В те дни уж я томился у преддверья 
 
Сомнений горьких, и когда наш поп, 
 
Находчивый и полный лицемерья, 
 
Доказывал, наморщив умный лоб, 
 
Чтоб истребить в нас плевелы неверья, 
 
Научною теорией потоп 
 
Иль логикой — существованье Бога, — 
 
Рождалась в сердце вещая тревога.

❂❂❂❂

 

LX

❂❂❂❂

 

И бес меня смущал: нас каждый день 
 
Водили в церковь на Страстной неделе; 
 
Напев дьячка внушал мне сон и лень: 
 
Мы по казенным правилам говели; 
 
И неуютною казалась тень, 
 
Не дружески огни лампад блестели; 
 
Рука творила знаменье креста, 
 
Но мёртвая душа была пуста.

❂❂❂❂

 

LXI

❂❂❂❂

 

Кощунственная мысль была упряма; 
 
И чистая святая белизна 
 
Просвирки нежной, запах фимиама, 
 
Вкус тёплого церковного вина, 
 
И голубь, Дух Святой, на своде храма, 
 
За царскими вратами глубина 
 
Не веют в душу прежней сладкой тайной: 
 
Рождает все лишь страх необычайный.

❂❂❂❂

 

LXII

❂❂❂❂

 

Но по привычке давней перед сном 
 
Я начинал молитву, умиленный: 
 
С подарком няни — сахарным яйцом 
 
На алой ленте, с вербой запыленной, 
 
Был образок так родствен и знаком… 
 
Когда же вновь опомнюсь, пробужденный, — 
 
Как будто вдруг в душе потухнет свет, 
 
И ужасает мысль, что Бога нет.

❂❂❂❂

 

LXIII

❂❂❂❂

 

Скребётся мышь, страшат ночные звуки, 
 
На улице умолк последний шум. 
 
А я сижу во тьме, ломая руки, 
 
И отогнать не в силах грешных дум: 
 
С мятежным духом, дьяволом науки, 
 
Изнемогая борется мой ум, 
 
И ангела-хранителя напрасно 
 
На помощь я зову с надеждой страстной.

❂❂❂❂

 

LXIV

❂❂❂❂

 

Что избавление должно прийти, 
 
Я чувствую, не ведая, откуда. 
 
Целуя образ, я молил: «Прости! 
 
Не верю я и знаю — это худо, 
 
Но ведь Тебе легко меня спасти: 
 
О, дай мне знак, о, только сделай чудо, 
 
Теперь, сейчас, до наступленья дня, — 
 
Хоть маленькое чудо для меня!»

❂❂❂❂

 

LXV

❂❂❂❂

 

Миссионер для обращенья Кости, 
 
Ученый поп, был приглашен отцом: 
 
Он приходил к нам по субботам в гости; 
 
В лиловой рясе с золотым крестом. 
 
Пить чай умел, в беседах, чуждых злости, 
 
Лоб вытирая шелковым платком, 
 
С баранками и сливками так вкусно 
 
И Дарвина опровергал искусно.

❂❂❂❂

 

LXVI

❂❂❂❂

 

И спорам их о Боге без конца 
 
Я с жадностью внимал, дохнуть не смея: 
 
Доказывал он Промысел Творца, 
 
И, объясняя книги Моисея, 
 
С приятной тихой важностью лица 
 
Цитатами из книг ученых сея, 
 
По поводу Адама говорил 
 
Он о строеньи черепа горилл.

❂❂❂❂

 

LXVII

❂❂❂❂

 

Но дерзкого неверья злое семя 
 
В душе моей росло: я помню, раз 
 
Наш батюшка в гимназии, в то время 
 
К принятью Тайн Святых готовя класс, 
 
Моих сомнений увеличил бремя: 
 
Смутил меня о грешнике рассказ, 
 
Вкусившем недостойно от Причастья: 
 
Я слушал, полон жадного участья.

❂❂❂❂

 

LXVIII

❂❂❂❂

 

Как Тайнами Христовыми сожжён, 
 
Язык его лукавый был раздвоен 
 
И в трепетное жало превращён… 
 
Я был, как этот грешник, недостоин; 
 
В кощунственные мысли погружён, 
 
Я ждал беды, угрюм и беспокоен, 
 
И, веря, что меня накажет Бoг, 
 
Раскаяться хотел я и не мог.

❂❂❂❂

 

LXIX

❂❂❂❂

 

С непобедимым трепетом боязни 
 
Об исповеди думал, и тоска 
 
Мне грызла сердце, холод неприязни 
 
Внушал один лишь вид духовника: 
 
Я представлял весь ужас этой казни 
 
И чувствовал, как вместо языка 
 
Во рту моём шипело и дрожало 
 
Змеиное раздвоенное жало.

❂❂❂❂

 

LXX

❂❂❂❂

 

Но вышло всё так просто, без чудес, 
 
Что я почти жалел о том, и с шумом 
 
Весенних вод напев «Христос воскрес» 
 
Теперь в молчанье слушал я угрюмом: 
 
Весёлый праздник для меня исчез, — 
 
Уже ни Пасха белая с изюмом, 
 
Ни с розаном, нежны и горячи, 
 
Не радовали сердце куличи.

❂❂❂❂

 

LXXI

❂❂❂❂

 

Я с нянею пошёл на балаганы: 
 
Здесь ныла флейта, и пищал фагот, 
 
И с бубнами гудели барабаны. 
 
До тошноты мне гадок был народ: 
 
Фабричные с гармониками, пьяный 
 
Их смех, яйцом пасхальным полный рот, 
 
Самодовольство праздничного вида, — 
 
Все для меня — уродство и обида.

❂❂❂❂

 

LXXII

❂❂❂❂

 

А в тучках — нежен золотой апрель. 
 
Царицын Луг уж пылен был и жарок; 
 
Скрипя колеса вертят карусель, 
 
И к облакам ликующих кухарок 
 
Возносит в небо пёстрая качель: 
 
В лазури цвет платков их жёлтых ярок… 
 
И безобразье вечное людей 
 
Рождает скорбь и злость в душе моей.

❂❂❂❂

 

LXXIII

❂❂❂❂

 

И благовест колоколов победный, 
 
Как приговор таинственный, гудел… 
 
Я в эти дни, к прискорбью мамы бедной, 
 
Как будто в злой болезни, похудел: 
 
По комнатам, как тень, слонялся, бледный 
 
И нелюдимый, плохо спал и ел, 
 
И спрашивала мать меня порою 
 
В отчаянье: «Мой мальчик, что с тобою?.»

❂❂❂❂

 

LXXIV

❂❂❂❂

 

Но я молчал, стыдился дум моих, 
 
Лишь изредка, не говоря ни слова, 
 
К ней подходил, беспомощен и тих, 
 
И маленьким, не думающим снова 
 
Я делался от ласк её простых, 
 
Когда она, жалея, как больного, 
 
И мудрое безмолвие храня, 
 
С улыбкою баюкала меня.

❂❂❂❂

 

LXXV

❂❂❂❂

 

Спасителем моим Елагин милый 
 
Был, как всегда: экзамены прошли, 
 
И, как покойник, вставший из могилы, 
 
Я свежестью дышал сырой земли, 
 
От солнца щурился, больной и хилый, 
 
Но радовали в море корабли, 
 
Знакомый пруд, и ледник, и дорожка 
 
Меж грядками душистого горошка.

❂❂❂❂

 

LXXVI

❂❂❂❂

 

Всё трогало меня почти до слёз — 
 
С полупрозрачной зеленью опушка 
 
И первый шелест молодых берёз, 
 
И вещая унылая кукушка, 
 
И дряхлая подруга детских грёз — 
 
Родная ива, милая старушка, 
 
И дачный вкус парного молока, 
 
И тёплые живые облака.

❂❂❂❂

 

LXXVII

❂❂❂❂

 

Катались мы на лодке с братом Сашей: 
 
Покинув весла, зонтик дождевой 
 
Мы ставили, как парус, в лодке нашей; 
 
Казался купол неба над водой 
 
Лазурной опрокинутою чашей, 
 
И на пустынной отмели порой 
 
С гниющим остовом ладьи рыбачьей 
 
Картофель мы пекли в золе горячей.

❂❂❂❂

 

LXXVIII

❂❂❂❂

 

Закусывая парой огурцов 
 
И слушая великое молчанье 
 
Зеркальных вод и медленных коров 
 
Протяжное унылое мычанье, 
 
И в стеблях жёлтых водяных цветов 
 
Ленивых струек слабое журчанье, — 
 
Я все мои грамматики забыл, 
 
Не думал, есть ли Бог, и счастлив был.

❂❂❂❂

 

LXXIX

❂❂❂❂

 

Скучать в домашней церкви за обедней 
 
По праздникам в Елагинский дворец 
 
Водили нас; я помню, в арке средней 
 
Меж ангелами реял Бог Отец. 
 
Но суетных мой ум был полон бредней, 
 
Я думал: службе скоро ли конец? 
 
Смотрел, как небо в перистых волокнах 
 
Высоких туч блестит в открытых окнах.

❂❂❂❂

 

LXXX

❂❂❂❂

 

Крик ласточек сквозь пение псалмов, 
 
Шумящие под свежим ветром клены, 
 
Дыхание сиреневых кустов, — 
 
Все манит прочь из церкви в сад зелёный, 
 
И кажется мне страшным лик Христов 
 
Сквозь зарево свечей во мгле иконы: 
 
Любовью, чуждой Богу, мир любя, 
 
Язычником я чувствовал себя.

❂❂❂❂

 

LXXXI

❂❂❂❂

 

И в этой церкви раз в толпе воскресной, 
 
Среди девиц уродливых и дам, 
 
Увидел профиль девушки прелестной, 
 
Смотрел я жадно, волю дав очам: 
 
Мне было все в ней тайною чудесной, 
 
Подобной райским непонятным снам, 
 
И я в благоговенье не заметил, 
 
Цвет глаз её был темен или светел.

❂❂❂❂

 

LXXXII

❂❂❂❂

 

Лишь смутно помню, что она была 
 
Вся в белом кружеве; глубокой тенью 
 
Ресниц и томной бледностью чела 
 
Я изумлен и предан был смятенью: 
 
Казалась мне, воздушна и бела, 
 
Она принцессой Белою Сиренью, 
 
Окутанною в сказочный туман. 
 
Тайком невинный начался роман.

❂❂❂❂

 

LXXXIII

❂❂❂❂

 

И образ твой, елагинская фея, 
 
Доныне сердцу памятен и мил; 
 
Там, где к пруду спускается аллея, 
 
За белым платьем иногда следил 
 
И прятался я, подойти не смея; 
 
Ни разу в жизни с ней не говорил, 
 
Любви неопытную душу предал, 
 
Хоть имени возлюбленной не ведал.

❂❂❂❂

 

LXXXIV

❂❂❂❂

 

Когда в затишье знойных вечеров 
 
Гармоника кухарок собирала 
 
В конюшню — царство важных кучеров, 
 
И в облаках был нежный цвет коралла, 
 
С толпою неуклюжих юнкеров 
 
В крокет моя владычица играла 
 
И бегала, смеялась громче всех: 
 
Доныне в сердце — этот милый смех.

❂❂❂❂

 

LXXXV

❂❂❂❂

 

И, крадучись, как вор, к решётке сада 
 
За дачей, где она жила, тайком 
 
Я подходил, и было мне отрада 
 
Смотреть на ветхий деревянный дом, 
 
Хотя мешала пыльная ограда 
 
Кустов колючих; к тем, кто с ней знаком, 
 
Я завистью был жгучей пожираем, 
 
И садик бедный мне казался раем.

❂❂❂❂

 

LXXXVI

❂❂❂❂

 

Но холод жизни ранний цвет убил, 
 
И всё, что было мне ещё неясно, 
 
Что я в душе лелеял и хранил, 
 
Едва родившись, умерло безгласно, — 
 
И никогда я больше не любил 
 
Так пламенно, так нежно и напрасно, 
 
Как в тех мечтах, погибших навсегда 
 
Без имени, без звука, без следа…

❂❂❂❂

 

LXXXVII

❂❂❂❂

 

Мы в сердце вечную таим измену: 
 
Уж привлекал внимание моё 
 
Иной предмет: однажды прачку Лену 
 
Я увидал, стиравшую белье: 
 
Я помню мыла тающую пену, 
 
Когда сквозь пар смотрел я на неё, 
 
Румяную, с веснушками, с глазами 
 
Почти без мысли, с голыми руками.

❂❂❂❂

 

LXXXVIII

❂❂❂❂

 

А в прачешной и в кухне был пожар 
 
Сияния вечернего: блеснули 
 
Ведро, кофейник, яркий самовар, 
 
Зрачки кота, дремавшего на стуле, 
 
И полымем объятые, как жар, 
 
Кругом на полках медные кастрюли; 
 
И Лена, вся здоровием дыша, 
 
Б

❂❂❂❂