Красной глины беру прекрасный ломоть 
и давить начинаю его, и ломать, 
плоть его мять, 
и месить, 
и молоть… 
И когда остановится гончарный круг, 
на красной чашке качнется вдруг 
желтый бык — отпечаток с моей руки, 
серый аист, пьющий из белой реки, 
черный нищий, 
поющий последний стих, 
две красотки зеленых, пять рыб голубых… 
Царь, а царь, 
это рыбы раба твоего, 
бык раба твоего… 
Больше нет у него ничего. 
Черный нищий, поющий во имя его, 
от обид обалдевшего 
раба твоего. 
Царь, а царь, 
хочешь, будем вдвоем рисковать: 
ты башкой рисковать, я тебя рисовать? 
Вместе будем с тобою 
озоровать: 
Бога — побоку, 
бабу — под бок, на кровать?! 
Царь, а царь, 
когда ты устанешь из золота есть, 
вели себе чашек моих принесть, 
где желтый бык — 
отпечаток с моей руки, 
серый аист, пьющий из белой реки, 
черный нищий, поющий последний стих, 
две красотки зеленых, 
пять рыб голубых…