Вот она, бригада, как и следует,  
но, взглянув в историю, назад,  
дайте час — спокойно побеседуем,  
многое придется рассказать…  

❂❂❂❂

Первое такое —  
волжская деревня,  
посейчас которая  
в памяти жива.  
Уходили парни  
по привычке древней  
в город златогорый  
деньги наживать.  
Года два бродяжили  
по стране широкой,  
проезжали сотни  
станций и мостов,  
по большим постройкам  
крыли, самотеком  
с севера на запад,  
с юга на восток.  
Так без перебоев,  
зноем ли, метелью,  
вызнав все четыре  
дальних стороны,  
проходили крепкой  
да сквозной артелью  
двадцать безыменных  
плотников страны.  
Мы певали песни  
старые-престарые,  
нам казалось — в мире  
лучше песен нет.  
Было нас до точности  
девятнадцать парней,  
самому безусому  
восемнадцать лет.  
И дымил двадцатый  
важно сединою,  
и смотрел со строгостью  
на нас, молодых.  
Он ходил в артели  
нашим старшиною —  
за размер и качество  
белой бороды.  
Так без перебоев,  
зноем ли, метелью,  
вызнав все четыре  
дальних стороны,  
проходили крепкой  
да сквозной артелью  
двадцать безыменных  
плотников страны.  
Мы вздыбили Волхов  
цементом плотины,  
корпуса поставили  
в солнечной Керчи,  
мы тесали шпалы  
на Турксибе синем,  
ремесло простецкое  
тонко изучив.  
И закон артельный  
ставил, как условие:  
если деньги скупо  
сыплются в карман —  
сматывай котомки  
на постройки новые,  
сам себе хозяин,  
голова и пан.  
Тут бы нашей сказке  
и конец. Да только —  
дождевою осенью,  
ветровой порой  
нашу молодую  
звонкую артёлку  
привели дороги  
на Магнитострой.  

❂❂❂❂

Еще у предгорий не взорваны спины  
и ветер киргизскою домрой поет,  
и город лежит еще в тихой долине  
разметкой масштаба великих работ.  
Кудлатые вьюги упрямо встречая  
и каждый свой день проверяя рублем  
мы городу здесь положили начало,  
тоскуя о собственном доме своем.  

❂❂❂❂

Отзвенели бури  
снеговым разгулом,  
звонкими ручьями  
канули в Урал,  
мы весну беспутную  
встретили прогулом,  
вспомянув деревню  
с самого утра.  
Вырядившись в белый  
холст косовороток  
(как, бывало, в праздник —  
в дорогом краю),  
мы с горы Магнитной,  
с птичьего полета,  
до тоски глядели  
в сторону свою.  

❂❂❂❂

… Самый старый, хмурый, бородатый  
старшина артели, коновод,  
всем нам, девятнадцати ребятам,  
так и молвил, выйдя наперед:  
— Старость лихоманкой сводит плечи.  
Сорок зим отробив на веку,  
манит сердце к волжскому заречью,  
к милым далям, к своему дымку.  
Ухожу я. Ни хором, ни злата  
не добыв на свете топором.  
Так что будьте счастливы, ребята,  
поминайте старого добром…  

❂❂❂❂

Как и он безвестный,  
мы бы, может, тоже  
сорвались до родины  
песней с губ,  
будь бы не крепче,  
втрое не моложе.  
Все-таки остались…  
За лишний рубль.  

❂❂❂❂

В мае солнечном вышли снова  
всей артелью без старика.  
Дали нам старшину другого,  
дали нового вожака.  
Парень дельный, крепак, что надо  
(КИМ отметинкой на груди),  
он сказал нам, что мы — бригада,  
и всегда шагал впереди.  
— Разве дело, — в упор сказал он, —  
если вы, лишь себя спросив,  
век шатаетесь по вокзалам,  
а республика просит сил?  
Если вы, отойдя от пашен,  
безрассудный ведете ход,  
а Россия — до щепки ваша —  
ждет хозяйских от вас забот?  

❂❂❂❂

Это есть начало  
самого главного,  
о котором надо  
песни слагать…  
Будто вся артёлка,  
вдруг родившись наново,  
стала вроде б старше,  
думами строга.  
Дня нам не хватало  
на запал рабочий,  
и тогда, усталость  
заглуша в плечах,  
мы вели атаки  
штурмовою ночью,  
приучившись сердцем  
за слово отвечать.  
Мы забыли родины  
тихие селенья,  
старые привычки  
вывели в расход.  
… Так ввели в историю  
крепкий напряженьем  
века двадцатого  
тридцать первый год.  
Растила плотину  
опалубка наша,  
домна вырастала  
на наших лесах…  
Всех нас, беспокойных,  
парней настоящих,  
знают в час рождения  
завода корпуса.  
Оттого, что зноем  
и зимой-метелицей,  
дорожа казенным  
хлебом и рублем,  
провели раздумьем,  
прочуяли сердцем,  
за какую доблесть  
бьемся и живем.  

❂❂❂❂

В тридцать первом, научившись с толком  
силы, дружбу, честь оберегать,  
умерла последняя артёлка,  
чтоб родиться лучшей из бригад.  
А бригада — слово не водица,  
главное, железное, одно,  
это — боевая единица,  
наступленья верное звено.  
Не запнемся и не подкачаем,  
слово это в сердце закрепя,  
все мы за бригаду отвечаем,  
каждый — отвечает за себя.  
На стальной земле Магнитостроя,  
по делам, рекордам — навсегда,  
каждый парень славится героем,  
о котором слышат города.  
Честь бригады сердцем и руками,  
словно знамя, заслужив не зря,  
пронесем, как проносили знамя  
первые бригады Октября.  

❂❂❂❂

1932  

❂❂❂❂