Из Баку уезжая,  
припомню, что видел  
я — поклонник работы,  
войны и огня.  
В храме огнепоклонников  
огненный идол  
почему-то  
не интересует меня.  
Ну — разводят огонь,  
бьют башкою о камень,  
и восходит огонь  
кверху  
дымен, рогат.  
— Нет! — кричу про другой,  
что приподнят руками  
и плечами  
бакинских ударных бригад.  
Не царица Тамара,  
поющая в замке,  
а турчанки, встающие  
в общий ранжир.  
Я узнаю повсюду их  
по хорошей осанке,  
по тому, как синеют  
откинутые паранджи.  
И, тоску отметая,  
заикнешься, товарищи, разве  
про усталость, про то,  
что работа не по плечам?  
Чёрта с два!  
Это входит Баку в Закавказье,  
В Закавказье, отбитое у англичан…  
Ветер загремел.  
Была погодка аховая —  
серенькие волны  
ударили враз,  
но пристань отошла,  
платочками помахивая,  
благими пожеланиями  
провожая нас.  
Хватит расставанья.  
Пойдёмте к чемоданам,  
выстроим, хихикая,  
провизию в ряды —  
выпьем телиани,  
что моря, вода нам?  
Выплывем, я думаю,  
из этой воды.  
Жить везде прекрасно:  
на борту промытом,  
чуть поочухавшись  
от разной толчеи,  
палуба в минуту  
обрастает бытом —  
стелет одеяла,  
гоняет чаи.  
Слушайте лирические  
телеграммы с фронта —  
небо велико,  
и велика вода.  
Тихо по канату горизонта  
нефтеналивные балансируют суда.  
И ползут часы,  
качаясь и тикая,  
будто бы кораблики,  
по воде шурша,  
и луна над нами  
просияла тихая —  
в меру желтоватая,  
в меру хороша.  
Скучно наблюдая  
за игрой тюленей,  
мы плывем и видим —  
нас гнетут пуды  
разных настроений,  
многих впечатлений  
однородной массы  
неба и воды.  
Хватит рассусоливать —  
пойдёмте к чемоданам,  
выстроим, хихикая,  
провизию в ряды,  
выпьем телиани, —  
что моря, воды нам?  
Выплывем, я думаю, —  
из этой воды.  

❂❂❂❂

1930  

❂❂❂❂