Насущный хлеб и сух и горек

Насущный хлеб и сух и горек,  
Но трижды сух и горек хлеб,  
Надломленный тобой, историк,  
На конченном пиру судеб.  
Как редко торжествует память  
За кругозором наших дней,  
Как трудно нам переупрямить  
Упорствующий быт камней!  
Безумное единоборство —  
И здесь, на берегах Днепра:  
Во имя мертвой Евы торс твой,  
Адам, лишается ребра.  
Не признавая Фундуклея  
И бибиковских тополей,  
Таит софийская лилея  
Небесной мудрости елей.  
Растреллием под архитравы  
Взметен, застрял на острие  
Осколок всероссийской славы —  
Елизаветинское Е.  
Но там, где никнет ювелира  
И каменщика скудный бред,  
Взгляни — в орлином клюве лира  
Восхищена, как Ганимед.  
Скользи за мною — над затором  
Домов, соборов, тополей —  
В зодиакальный круг, в котором  
Неистовствовал Водолей.  
Чу! Древне-женственной дигамме,  
Ты слышишь, вторит вздох спмца:  
Чу! Не хрустит ли под ногами  
Скорлупа Ледина яйца?  
Ты видишь: мабель и дилговий  
Доступны, как разлив Днепра,  
Пока звенит в орлином клюве  
Лировозникшее вчера.  
Оно — твое! И в кубке Гебы,  
На дне ли скифского ковша —  
Одна и та же вечность, где бы  
Ее ни обрела душа.  

❂❂❂❂

1920

❂❂❂❂