Лишъ выступили мы за градъ изъ стѣнъ трезенскихъ, 
Печальныя стражи вокругъ ево текли, 
И горесть такъ какъ онъ въ молчаніи влекли, 
Микенскій путь, ево наполненъ былъ тоскою. 
Вождями правилъ онъ коней своей рукою, 
Коней строптивыхъ сихъ, что были иногда, 
Взыванію ево послушны завсегда. 
Склоненная глава, и очи возмущенны, 
Съ плачевной мыслью быть являлись соглашенны. 
Тогда ужасный вопль изшелъ на насъ изъ волнъ, 
Весь воздухъ возмутилъ, и воздухъ сталъ имъ полнъ: 
Земля изъ чреслъ своихъ подобно восклицала, 
И гласу глубины стоная отвѣчала. 
Злой трепетъ застужалъ въ насъ кровь во злы часы: 
Отъ страха, конскихъ гривъ вздымалися власы. 
Воздвиглась на хребтѣтекущія долины, 
Кипящая гора, изъ водныя средины. 
Валъ ближится, біетъ, разитъ ломаясь въ брегъ, 
И въ пенѣна брега чудовище извергъ. 
Широкое чело рогами воруженно. 
И желтой коркою все тѣло покровенно. 
Дичайшій былъ то волъ, прегрозный былъ то змѣй, 
Онъ хвостъ віющійся, віяся влекъ землей. 
Дрожали берега, ево пречуднымъ ревомъ, 
Н Небо на него гнушаясь зрѣло съ гнѣвомъ. 
Земля пугалась имъ, испорченъ воздухъ сталъ, 
И валъ, что несъ ево, со страхомъ утекалъ. 
Безплодну храбрость всѣ, въ часъ оный оставляли, 
И въ храмѣблизкомъ тутъ убѣжища иcкали. 
Лишъ пребылъ Ипполитъ доетойный сынъ твой cмѣлъ, 
Хватаетъ лукъ, здержавъ коней, и ищетъ cтрѣлъ. 
Стрѣлилъ въ нево, рука не здѣлала обману, 
И учинилъ ему въ боку глубоку рану. 
Въ свирѣпствѣ, боль, ево безпамятна бросалъ, 
Бросаясь онъ, взревѣлъ; и предъ конями палъ. 
Валяяcь, пламенну гортань, имъ разверзаетъ, 
Ихъ кровью и огнемъ и дымомъ покрываетъ., 
Ихъ трепетъ поразилъ, летятъ во оный часъ, 
Какъ необузданны, невнятенъ сталъ имъ гдасъ. 
Кровавы въ ихъ устахъ желѣзо мочатъ пѣны, 
И тщетну подаютъ, здержать ихъ, силу члены. 
Вѣщаютъ, что еще былъ видимъ нѣкій богъ, 
И гналъ коней, чтобъ Князь здержати ихъ могъ. 
На камни набѣжавъ они низверглись съ страхомъ, 
Ось преломилася, великимъ симъ размахомъ 
И колесница вся летела по кускамъ. 
Смятенный Ипполитъ падетъ тутъ въ вожди самъ. 
Не гнѣвайея! сей видъ, вина мнѣмукъ сердечныхъ. 
Мнѣбудетъ, Государь, источникомъ слезъ вѣчныхъ. 
Я зрѣлъ, увы. я зрѣлъ, что онъ отъ тѣхъ коней, 
Которыхъ самъ питалъ, влачимъ въ бѣдѣбылъ сей. 
Взываетъ ихъ; но гласъ ево ихъ устрашаетъ. 
Бѣгутъ. Влаченіе все тѣло изъязвляетъ. 
Весь долъ, нашъ скорбный вопль, въ отзывахъ раглашалъ, 
Впослѣдокъ яростный скокъ конскій утихалъ. 
Въ близи старинныхъ сихъ гробовъ остановились, 
Гдѣпраотцевъ ево тѣла Царей сокрылись. 
Я бѣгъ стеня къ нему, и стража вся туды. 
Ево дражайша кровь казала намъ слѣды. 
Сталъ камень ею мокръ, игольными кустами, 
Удержанъ кровной знакъ, въ нихъ зримъ былъ со власами. 
Прибѣгъ. возвалъ ево, онъ руку подаетъ, 
Горитъ лишъ глаза, опять скрываетъ свѣтъ: 
Отъемлетъ, говоритъ, мой, Небо, вѣкъ безвредной; 
Другъ мой, не оставь ты Арисіи бѣдной! 
Когда родитель мой узнаетъ, что я правъ, 
И будетъ сожалѣть ложъ правдой почитавъ; 
Смягчить, пролиту ировь, тѣнь жалобы гласящу, 
Скажи, чтобъ онъ имѣлъ къ ней мысль уже немстящу, 
Возвратилъ бы ей — — — Симъ словомъ вѣкъ скончалъ. 
И тѣло лишъ ево беззрачно удержалъ, 
Плачевный видъ чѣмъ гнѣвъ боговъ явленъ жестоко, 
И что ужъ и твое узнать не можетъ око. 
Тогда боязненна приходитъ Арисія. 
Пришла бѣгущая отъ гнѣва твоево, 
Прияти отъ боговъ въ супружество ево. 
Приближилася, зритъ траву дымящусь красну, 
И зритъ ево, о видъ, видъ лютый, оку страсну! 
Обезображенна, лишенна живота. 
Не хочетъ, чтобъ ее увѣрила мысль та. 
Возлюбленнаго зря уже не узнаваетъ, 
И зря ево, еще о Князѣвопрошаетъ. 
Увѣрясь наконецъ, что то предъ нею онъ, 
Взоръ мечетъ на Боговъ пуская тяжкій стонъ, 
И охладѣвъ, когда почти бездушна стала, 
Къ ногамъ любовника, въ безсиліи упала. 
Исмена тутъ при ней, Исмена слезы льетъ: 
И въ жизнь, ее, стеня, иль паче въ скорбь зоветъ.

❂❂❂❂