Годъ цѣлый Тирсисъ былъ съ Пальмирою въ разлукѣ, 
Годъ цѣлый воздыхалъ, живя въ несносной скукѣ: 
Въ деревнѣжалостно воспоминалъ стада, 
И о любовницѣонъ плакалъ иногда. 
Ни что ихъ тамъ утѣхъ тогда не разрушало, 
И все ихъ прежде тамъ въ любови утѣшало. 
Кончаетъ солнце кругь, весна въ луга идетъ, 
Увеселяетъ тварь, и обновляетъ свѣтъ. 
Сокрылся снѣгъ, зефиръ на паствѣповѣваеть: 
Источники журчать, и жавронокъ вспѣваетъ. 
Приближилися тѣдражайшія часы, 
Чтобъ видѣть пастуху пастушкины красы. 
Къ желанной многи дни стѣнящаго отрадѣ, 
Отецъ нарекъ опять быть Тирсису при стадѣ 
Все паство на умѣи милый взоръ очей, 
Все мыслитъ, какъ опять увидится онъ съ ней. 
День щастья настаетъ, и мысли утѣшаеть: 
Въ луга отходитъ онъ, и къ паству поспѣшаетъ. 
Шелъ цѣлый день, пришелъ, зритъ ясную луку, 
Свѣтило дневное сошло во глубину. 
Но ясныя ночи тоя ему начало, 
Знакомую ему пустыню означало: 
Повсюду взоръ ему туть радости сулитъ; 
И тропка Тирсиса въ семъ мѣстѣвеселить. 
Вотъ роща, гдѣмоя любезная бываетъ: 
Вотъ рѣчка, гдѣона сей образъ умываетъ. 
Подъ древомъ тамо съ ней я нѣкогда сидѣлъ, 
Съ высокой сей горы въ долины съ ней глядѣль, 
Въ пещерѣсей она въ жары со мной бывала, 
И часто тамъ меня объемля цѣловала: 
Гдѣлежа на ея колѣняхъ я леж.ллъ, 
И руки мягкія въ рукахъ своихъ держалъ. 
Сей мыслію свой духъ въ пустынѣонъ питаетъ: 
И седце нѣжное ево въ надеждѣтаетъ. 
Приходитъ на конецъ ко стаду онъ тому, 
Которо отъ отца поручено ему; 
Но Тирсисова мысль и тутъ еще мутилась: 
Ну естьли мыслитъ онъ, Пальмира превратилась, 
И новы радости имѣя въ сей странѣ, 
Въ невѣрности своей не помнитъ обо мнѣ! 
Я знаю, что она меня не ненавидитъ; 
Но чая, что уже здѣсь больше не увидитъ, 
Ахъ! можетъ быть она другова избрала, 
И для того уже мнѣсуетно мила. 
Она въ разлучны дни, въ покоѣутѣшалась, 
Цвѣтами безъ меня какъ прежде украшалась. 
Пальмира о тебѣвсечасно я тужилъ! 
Тебя хоть не было, твой духъ со мною жилъ: 
Однако онъ себѣнадеждою ласкаетъ; 
Хотя къ свиданью ночь ево не допускаетъ, 
Которая ему заснути не дала. 
Нальмира во всю ночь въ умѣево была. 
Какъ радостно ево надежда услаждала, 
Такъ мысль упорная надеждѣдосаждала. 
Глаза не жмурятся; что дѣлатьѣвостаетъ! 
Но солнце на луга изъ волнъ морскихъ нейдеть: 
Хоть ночи долгота ево обременяетъ, 
Оно обычнаго пути не премѣняетъ. 
Восходитъ по горамъ аѣрора на конецъ, 
И гонятъ пастухи въ луга своихъ овецъ. 
Всѣхъ Тирсисъ зритъ, не зритъ Пальмиры онъ единой; 
Не знаетъ, кое зло причесть тому причиной: 
Гдѣдѣлась, говоритъ, ПальмираѣИль взята 
Отселѣужь ея въ деревню красота! 
Мы розныхъ деревень и жить съ ней будемъ розно; 
Почто на паство я пущенъ опять такъ позно! 
Уже меня весна не станетъ услаждать, 
Вездѣи завсегда здѣсь Тирсису страдать. 
Коль здѣсь Пальмиры нѣть; уйду въ лѣса дремучи, 
Наполню стономъ ихъ, слезъ горькихъ токи льючи; 
Я буду всѣмѣста слезами здѣсь росить, 
И жалобы горамъ въ пустыняхъ приносить: 
Всѣмѣры радости узрѣвъ ее теряетъ, 
И дни горчайшія въ сладчайши претворяетъ.

❂❂❂❂