Близ паства у лугов и рощ гора лежала, 
Под коей быстрых вод, шумя, река бежала, 
Пустыня вся была видна из высоты. 
Стремились веселить различны красоты. 
Во изумлении в луга и к рощам зряща 
Печальна Атиса, на сей горе сидяща. 
Ничто увеселить его не возмогло; 
Прельстившее лицо нещадно кровь зажгло. 
Тогда в природе был час тихия погоды: 
Он, стоня, говорит: «О вы, покойны воды! 
Хотя к тебе, река, бывает ветер лих, 
Однако и тебе есть некогда отдых, 
А я, кого люблю, нещадно мучим ею, 
Ни на единый час отдыха не имею. 
Волнение твое царь ветров укротил, 
Мучителей твоих в пещеры возвратил, 
А люту страсть мою ничто не укрощает, 
И укротить ее ничто не обещает». 
Альфиза посреди стенания сего 
Уединение разрушила его. 
«Я слышу, — говорит ему, — пастух, ты стонешь, 
Во тщетной ты любви к Калисте, Атис, тонешь; 
Каких ты от нее надеешься утех, 
Приемлющей твое стенание во смехѣ 
Ты знаешь то: она тобою лишь играет 
И что твою свирель и песни презирает, 
Цветы в твоих грядах — простая ей трава, 
И песен жалостных пронзающи слова, 
Когда ты свой поешь неугасимый пламень, 
Во сердце к ней летят, как стрелы в твердый камень. 
Покинь суровую, ищи другой любви 
И злое утоли терзание крови! 
Пускай Калиста всех приятнее красою, 
Но, зная, что тебя, как смерть, косит косою, 
Отстань и позабудь ты розин дух и вид: 
Всё то тебе тогда гвоздичка заменит! 
Ты всё пригожство то, которо зришь несчастно, 
Увидишь и в другой, кем сердце будет страстно, 
И, вспомянув тогда пастушки сей красы, 
Потужишь, потеряв ты вздохи и часы; 
Нашед любовницу с пригожством ей подобным, 
Стыдиться будешь ты, размучен сердцем злобным». 
На увещение то Атис говорит: 
«Ничто сей склонности моей не претворит. 
Ты, эхо, таинства пастушьи извещаешь! 
Ты, солнце, всякий день здесь паство освещаешь 
И видишь пастухов, пасущих здесь стада! 
Вам вестно, рвался ль так любовью кто когда! 
Еще не упадет со хладного снег неба 
И земледелец с нив еще не снимет хлеба, 
Как с сей прекрасною пустыней я прощусь 
И жизнию своей уж больше не польщусь. 
Низвергнусь с сей горы, мне море даст могилу, 
И тамо потоплю и страсть и жизнь унылу; 
И если смерть моя ей жалость приключит, 
Пастушка жалости пастушек научит, 
А если жизнь моя ко смеху ей увянет, 
Так мой досады сей дух чувствовать не станет». 
— «Ты хочешь, — говорит пастушка, — век пресечьѣ 
Отчаянная мысль, отчаянная речь 
Цветущей младости нимало не обычны. 
Кинь прочь о смерти мысль, к ней старых дни приличны, 
А ты довольствуйся утехой живота, 
Хоть будет у тебя любовница не та, 
Такую ж от другой имети станешь радость, 
Найдешь веселости, доколе длится младость, 
Или вздыхай вокруг Калистиных овец 
И помори свою скотину наконец. 
Когда сия гора сойдет в морску пучину, 
Калиста сократит теперешну кручину, 
Но если бы в тебе имела я успех, 
Ты вместо здесь тоски имел бы тьмы утех: 
Я стадо бы свое в лугах с твоим водила, 
По рощам бы с тобой по всякий день ходила, 
Калисте бы ты был участником всего, 
А шед одна, пошла б я с спросу твоего, 
Без воли бы твоей не сделала ступени 
И клала б на свои я Атиса колени. 
Ты, тщетною себе надеждою маня, 
Что я ни говорю, не слушаешь меня. 
От тех часов, как ты в несчастну страсть давался, 
Ах, Атис, Атис, где рассудок твой девалсяѣ» 
Ей Атис говорит: «Я всё о ней рачил, 
Я б сердце красоте теперь твоей вручил, 
Но сердце у меня Калистой взято вечно, 
И буду ею рван по смерть бесчеловечно. 
Любви достойна ты, но мне моя душа 
Любить тебя претит, хоть ты и хороша. 
Ты песни голосом приятнейшим выводишь 
И гласы соловьев сих рощей превосходишь. 
На теле видится твоем лилеин вид, 
В щеках твоих цветов царица зрак свой зрит. 
Зефиры во власы твои пристрастно дуют, 
Где пляшешь ты когда, там грации ликуют. 
Сравненна может быть лишь тень твоя с тобой, 
Когда ты где сидишь в день ясный над водой. 
Не превзошла тебя красой и та богиня, 
Которой с паством здесь подвластна вся пустыня; 
А кем я мучуся и, мучася, горю, 
О той красавице тебе не говорю, 
Вещая жалобы пустыне бесполезно 
И разрываяся ее красою слезно. 
Ты волосом темна, Калиста им руса, 
Но то ко прелести равно, коль есть краса». 
Альципа искусить Калиста научила, 
А, в верности нашед, себя ему вручила.[1]

❂❂❂❂

[1]Калиста (стр. 144). Впервые — PC, стр. 248-252. Печ. по ЭК, стр. 27-31. Представляет собой переработку редакции 1759 г. 
Царь ветров — согласно римскому мифу, ветры подчинялись Эолу, заключившему их в пещеру. 
Мучителей твоих — ветры. 
Розин дух гвоздичка заменит- т.е. забудь Калисту, полюби меня, Альфизу. 
Вам вестно — известно. 
Калисте бы ты был участником всего. Несомненно, здесь ошибка Сумарокова; по смыслу должно быть — «Альфизе бы ты был участником всего»; ошибка объясняется тем, что в редакции 1759 г. пастух Атис любит Альфизу, а разговаривает с ним Калиста; поэтому в редакции 1759 г. правильно стоит «Калисте бы ты был участником всего». 
Я всё о ней рачил — я все заботился, думал о ней. 
Альципа искусить. Сумароков ошибся и здесь: следует — «Атиса».