Тень Баркова

1  
 
 
Однажды зимним вечерком  
В бордели на Мещанской  
Сошлись с расстриженным попом  
Поэт, корнет уланский,  
Московский модный молодец,  
Подьячий из Сената,  
 
Да третьей гильдии купец,  
Да пьяных два солдата.  
Всяк, пуншу осушив бокал,  
Лег с блядью молодою  
И на постели откатал  
Горячею елдою.  
 
 
2  
 
 
Кто всех задорнее ебет?  
Чей хуй средь битвы рьяной  
Пизду кудрявую дерет  
Горя как столб багряный?  
О землемер и пизд и жоп,  
Блядун трудолюбивый,  
 
Хвала тебе, расстрига поп,  
Приапа жрец ретивый  
В четвертый раз ты плешь впустил,  
И снова щель раздвинул,  
В четвертый принял, вколотил  
И хуй повисший вынул!  
 
 
3  
 
 
Повис! Вотще своей рукой  
Ему милашка дрочит  
И плешь сжимает пятерней,  
И волосы клокочет.  
Вотще! Под бешеным попом  
Лежит она, тоскует  
 
И ездит по брюху верхом,  
И в ус его целует.  
Вотще! Елдак лишился сил,  
Как воин в тяжей брани,  
Он пал, главу свою склонил  
И плачет в нежной длани.  
 
 
4  
 
 
Как иногда поэт Хвостов,  
Обиженный природой,  
Во тьме полуночных часов  
Корпит над хладной одой,  
Пред ним несчастное дитя —  
И вкривь, и вкось, и прямо  
 
Он слово звучное, кряхтя,  
Ломает в стих упрямо, —  
Так блядь трудилась над попом,  
Но не было успеха,  
Не становился хуй столбом,  
Как будто бы для смеха.  
 
 
5  
 
 
Зарделись щеки, бледный лоб  
Стыдом воспламенился,  
Готов с постели прянуть поп.  
Но вдруг остановился.  
Он видит — в ветхом сюртуке  
С спущенными штанами,  
 
С хуиной толстою в руке,  
С отвисшими мудами  
Явилась тень — идет к нему  
Дрожащими стопами,  
Сияя сквозь ночную тьму  
Огнистыми очами.  
 
 
6  
 
 
Что сделалось с детиной тут?»  
Вещало привиденье.  
— «Лишился пылкости я муд,  
елдак в изнеможеньи,  
Лихой предатель изменил,  
Не хочет хуй яриться».  
 
«Почто ж, ебена мать, забыл  
Ты мне в беде молиться?»  
— «Но кто ты?» — вскрикнул Ебаков,  
Вздрогнув от удивленья.  
«Твой друг, твой гений я — Барков!»  
Сказало привиденье.  
 
 
7  
 
 
И страхом пораженный поп  
Не мог сказать ни слова,  
Свалился на пол будто сноп  
К портищам он Баркова,  
«Восстань, любезный Ебаков,  
Восстань, повелеваю,  
 
Всю ярость праведных хуёв  
Тебе я возвращаю.  
Поди, еби милашку вновь!»  
О чудо! хуй ядреный  
Встает, краснеет плешь, как кровь,  
Торчит как кол вонзенный.  
 
 
8  
 
 
«Ты видишь, — продолжал Барков,  
Я вмиг тебя избавил,  
Но слушай: изо всех певцов  
Никто меня не славил;  
Никто! Так мать же их в пизду  
Хвалы мне их не нужны,  
 
Лишь от тебя услуги жду —  
Пиши в часы досужны!  
Возьми задорный мой гудок,  
Играй им как попало!  
Вот звонки струны, вот смычок,  
Ума в тебе не мало.  
 
 
9  
 
 
Не пой лишь так, как пел Бобров,  
Ни Шелехова тоном.  
Шихматов, Палицын,  
Хвостов Прокляты Аполлоном.  
И что за нужда подражать  
Бессмысленным поэтам?  
 
Последуй ты, ебена мать,  
Моим благим советам,  
И будешь из певцов певец,  
Клянусь я в том елдою, —  
Ни черт, ни девка, ни чернец  
Не вздремлют под тобою».  
 
 
10  
 
 
— «Барков! доволен будешь мной!»  
Провозгласил детина,  
И вмиг исчез призрак ночной,  
И мягкая перина  
Под милой жопой красоты  
Не раз попом измялась,  
 
И блядь во блеске наготы  
Насилу с ним рассталась.  
Но вот яснеет свет дневной,  
И будто плешь Баркова,  
Явилось солнце за горой  
Средь неба голубого.  
 
 
11  
 
 
И стал трудиться Ебаков:  
Ебет и припевает  
Гласит везде: «Велик Барков!»  
Попа сам Феб венчает;  
Пером владеет как елдой,  
Певцов он всех славнее;  
 
В трактирах, кабаках герой,  
На бирже всех сильнее,  
И стал ходить из края в край  
С гудком, смычком, мудами.  
И на Руси воззвал он рай  
Бумагой и пиздами.  
 
 
12  
 
 
И там, где вывеской елдак  
Над низкой ветхой кровлей,  
И там, где с блядью спит монах,  
И в скопищах торговли,  
Везде затейливый пиит  
Поет свои куплеты.  
 
И всякий день в уме твердит  
Баркова все советы.  
И бабы, и хуястый пол  
Дрожа ему внимали,  
И только перед ним подол  
Девчонки подымали.  
 
 
13  
 
 
И стал расстрига-богатырь  
Как в масле сыр кататься.  
Однажды в женский монастырь  
Как начало смеркаться,  
Приходит тайно Ебаков  
И звонкими струнами  
 
Воспел победу елдаков  
Над юными пиздами.  
У стариц нежный секелек  
Зардел и зашатался.  
Как вдруг ворота на замок  
И пленным поп остался.  
 
 
14  
 
 
Вот в келью девы повели  
Поэта Ебакова.  
Кровать там мягкая в пыли  
Является дубова.  
И поп в постелю нагишом  
Ложиться поневоле.  
 
И вот игуменья с попом  
В обширном ебли поле.  
Отвисли титьки до пупа,  
И щель идет вдоль брюха.  
Тиран для бедного попа,  
Проклятая старуха!  
 
 
15  
 
 
Честную матерь откатал,  
Пришлец благочестивый  
И в думе страждущей сказал  
Он с робостью стыдливой  
— «Какую плату восприму?»  
«А вот, мой сын, какую:  
 
Послушай, скоро твоему  
Не будет силы хую!  
Тогда ты будешь каплуном,  
А мы прелюбодея  
Закинем в нужник вечерком  
Как жертву Асмодея».  
 
 
16  
 
 
О ужас! бедный мой певец,  
Что станется с тобою?  
Уж близок дней твоих конец,  
Уж ножик над елдою!  
Напрасно еть усердно мнишь  
Девицу престарелу,  
 
Ты блядь усердьем не смягчишь,  
Под хуем поседелу.  
Кляни заебины отца  
И матерну прореху.  
Восплачьте, нежные сердца,  
Здесь дело не до смеху!  
 
 
17  
 
 
Проходит день, за ним другой,  
Неделя протекает,  
А поп в обители святой  
Под стражей пребывает.  
О вид, угодный небесам?  
Игуменью честную  
 
Ебет по целым он часам  
В пизду её кривую,  
Ебёт… но пламенный елдак  
Слабеет боле, боле,  
Он вянет, как весенний злак,  
Скошенный в чистом поле.  
 
 
18  
 
 
Увы, настал ужасный день.  
Уж утро пробудилось,  
И солнце в сумрачную тень  
Лучами водрузилось,  
Но хуй детинин не встает.  
Несчастный устрашился,  
 
Вотще муде свои трясет,  
Напрасно лишь трудился;  
Надулся хуй, растет, растет,  
Вздымается лениво…  
Он снова пал и не встает,  
Смутился горделиво.  
 
 
19  
 
 
Ах, вот скрипя шатнулась дверь,  
Игуменья подходит,  
Гласит: «Еще пизду измерь»  
И взорами поводит,  
И в руки хуй… но он лежит,  
Лежит и не ярится,  
 
Она щекочет, но он спит,  
Дыбом не становится…  
«Добро», игуменья рекла  
И вмиг из глаз сокрылась.  
Душа в детине замерла,  
И кровь остановилась.  
 
 
20  
 
 
Расстригу мучила печаль,  
И сердце сильно билось,  
Но время быстро мчится вдаль,  
И темно становилось.  
Уж ночь с ебливою луной  
На небо наступала,  
 
Уж блядь в постели пуховой  
С монахом засыпала.  
Купец уж лавку запирал,  
Поэты лишь не спали  
И, водкою налив бокал,  
Баллады сочиняли.  
 
 
21  
 
 
И в келье тишина была.  
Вдруг стены покачнулись,  
Упали святцы со стола,  
Листы перевернулись,  
И ветер хладный пробежал  
Во тьме угрюмой ночи,  
 
Баркова призрак вдруг предстал  
Священнику пред очи.  
В зеленном ветхом сюртуке  
С спущенными штанами,  
С хуиной толстою в руке,  
С отвисшими мудами.  
 
 
22  
 
 
— «Скажи, что дьявол повелел»,  
— «Надейся, не страшися»,  
— «Увы, что мне дано в удел?  
Что делать мне?» — «Дрочися!»  
И грешный стал муде трясти  
Тряс, тряс, и вдруг проворно  
 
Стал хуй все вверх и вверх расти,  
Торчит елдак задорно.  
И жарко плешь огнем горит,  
Муде клубятся сжаты,  
В могучих жилах кровь кипит,  
И пышет хуй мохнатый.  
 
 
23  
 
 
Вдруг начал щелкать ключ в замке,  
Дверь громко отворилась,  
И с острым ножиком в руке  
Игуменья явилась.  
Являют гнев черты лица,  
Пылает взор собачий,  
 
Но вдруг на грозного певца,  
На хуй попа стоячий  
Она взглянула, пала в прах,  
Со страху обосралась,  
Трепещет бедная в слезах  
И с духом тут рассталась.  
 
 
24  
 
 
— «Ты днесь свободен, Ебаков!»  
Сказала тень расстриге.  
Мой друг, успел найти Барков  
Развязку сей интриге  
— «Поди! Отверзты ворота,  
Тебе не помешают,  
 
И знай, что добрые дела  
Святые награждают.  
Усердно ты воспел меня,  
И вот за то награда» —  
Сказал, исчез — и здесь, друзья,  
Кончается баллада.  

❂❂❂❂

1814-1815  

❂❂❂❂